— М–м–м… — Чак медленно потягивал напиток: странную сладковатую смесь, напоминавшую мед. «Из чего же она состоит?» — подумал он. Патриция уже выпила свою порцию и опять подошла к бару, чтобы приготовить себе новую.

Он тоже поднялся и встал рядом; маленькое обнаженное плечо касалось его рукава, и он ощущал необычный аромат приготовляемого напитка. Одним из ингредиентов являлось содержимое толстой бутылки черного цвета с изображенным на ней жуком.

— Эта бутылка с Альфы I, — объяснила Патриция. — Банни подарил ее мне; она досталась ему от знакомых альфанцев. Банни знаком со многими существами с разных планет. Разве вы не знаете, что он некоторое время жил в Альфанской системе? — Она взяла стакан, повернулась к Чаку и медленно и задумчиво пригубила напиток. — Мне бы хотелось побывать в другой звездной системе… Там человек, наверно, чувствует себя гигантом…

Поставив свой стакан, Чак положил руки на плечи Патриции; парижское платье хрустнуло.

— Я мог бы сделать вашу роль побольше, — произнес он.

— Да. — Патриция положила голову ему на грудь и вздохнула. — Она так много значит для меня.

Ее каштановые волосы щекотали ему нос. Чак взял у нее из рук стакан, отхлебнул из него и поставил на сервант.

Потом они оказались в спальне.

«Выпивка, — подумал он. — Я же смешал спиртное с незаконным стимулятором ГБ–40, который мне дал этот чертов Смайл Жидкий Студень».

В спальне было почти совсем темно, однако он смог различить, оторвав голову от подушки, что Патриция Вивер сидит на краю кровати и расстегивает какие–то замысловатые крючки на платье. Наконец платье упало с ее плеч; она встала и осторожно повесила его в шкаф. Потом он заметил, что она делает что–то со своими грудями. Приглядевшись, он понял, что она массировала грудную клетку. Очевидно, парижское платье имело внутри нечто вроде корсета, от которого она теперь с облегчением освободилась. Обе груди были идеальной формы и казались синтетическими. Когда она двигалась, они совершенно не колебались — левая, так же как и ранее виденная им правая, были как будто набиты чем–то плотным.

Как только Патриция упала на широкую кровать, как камень на поверхность озера, раздался звонок видеофона.

— Черт побери… — вздрогнув, сказала Патриция. Она соскочила с кровати и стала искать халат, а найдя его, бросилась босиком из комнаты, на ходу затягивая пояс. — Я сейчас вернусь, милый, — произнесла она обыденным тоном, — лежи–лежи, не вставай.

Чак лежал и смотрел на потолок, наслаждаясь мягкостью постели и свежестью белья. Ему казалось, прошло очень много времени. Он чувствовал себя очень счастливым; не хотелось ни о чем думать.