Как–то раз, года два назад, Джек изложил свою теорию жене. Сильвия выслушала его достаточно внимательно, а потом заметила: «Ты не видишь главного, Джек. Попробуй понять. На свете существуют гораздо более страшные вещи, чем невроз. – Она говорила тихо и уверенно, и он прислушался к ее словам. – Мы только сейчас начали это понимать. Ты знаешь, о чем идет речь. Ты уже прошел через это».
И он кивнул, понимая, что она имеет в виду. Джек сам пережил нарушение психики в двадцать с небольшим лет – широко распространенное и довольно обычное явление. Но, надо признать, это было страшно. По сравнению с тем состоянием прямолинейная, жесткая, принудительная система Общественной Школы представлялась якорем, благодарно уцепившись за который человек мог вернуться к человечеству и воспринимаемой сообща действительности. Так что он был вынужден признать, что невроз является искусственным порождением, сознательно создаваемым больным индивидуумом или обществом в состоянии кризиса. Это изобретение вызывалось необходимостью.
– Не надо бороться с неврозом, – добавила Сильвия, и Джек понял ее. Невроз был сознательной остановкой на каком–то отрезке жизненного пути. Потому что дальше лежала…
Что было дальше, прекрасно знал любой шизофреник. «И бывший шизофреник», – добавил про себя Джек, вспоминая собственный опыт.
Сидевшие напротив мужчины смотрели на него очень странно. Что он такое сказал?
– Каррингтону никогда не стать таким руководителем ФБР, каким был Герберт Гувер. Я в этом уверен. Могу доказать. – В голове у него мутилось, и он отхлебнул пива. Все тело налилось тяжестью, проще было смотреть вниз, чем вверх… Он принялся рассматривать упаковку спичек на кофейном столике.
– Ты хотел сказать, не Герберт Гувер, а Эдгар… – заметил Лу Ноттинг.
«Да, я действительно сказал Герберт, – в растерянности подумал Джек; пока они не обратили на это внимания, ему казалось, что все в порядке. – Что со мной? Такое ощущение, что я полусплю». А ведь накануне он лег в десять вечера и проспал почти двенадцать часов.
– Простите, конечно, я имел в виду… – начал Джек и тут же ощутил, с каким трудом ворочается язык, – Эдгара Гувера, – старательно договорил он.
Но голос его звучал искаженно и растянуто, словно запись, пущенная не на той скорости. Теперь он уже и вовсе не мог поднять голову – засыпал на месте, прямо в гостиной Ноттинга, хотя глаза у него были открыты, более того, ему даже не удалось их закрыть, когда он попытался это сделать. Все его внимание сосредоточилось на спичечном коробке.
Пока Лу Ноттинг и Фред Кларк обсуждали такие отвлеченные темы, как ущемление свобод и демократические процессы. Джек продолжал смотреть не мигая… Он отчетливо различал слова, но не вслушивался в суть беседы. Не было никакого желания включаться в разговор, хотя он и знал, что оба собеседника не правы. Пусть себе спорят – так было проще. Все происходило само собой, и он не хотел мешать этому.