И все же…

— Луни Люк, — сказал Ян, — сами–то вы когда–нибудь встречались с Николь?

— Конечно, — уверенным тоном произнес Люк. — Много лет тому назад. У меня тогда были одеваемые на руки, как перчатки, тряпичные куклы; мой отец и я переезжали с одного места на другое, давая кукольные представления. И в конце концов выступили в Белом Доме.

— И что тогда было? — спросил Ян.

Люк ответил не сразу.

— Она… мы ей были совершенно безразличны. Сказала что–то о наших куклах. Что они представляют собой непристойное зрелище.

И вот тогда–то вы ее и возненавидели, сообразил Ян. И никогда уже не могли простить ей этого.

— и так оно и было на самом деле? — спросил он у Люка.

— Нет, — ответил Люк. Правда, в одном из действий нашего спектакля был небольшой стриптизик. Наши куклы изображали этаких глупых, непутевых девах. Но до этого никто не возражал против такого эпизода. Папаша мой принял эту неудачу очень близко к сердцу, а вот меня это нисколько не задало.

Лицо его оставалось при это совершенно невозмутимым.

— Тогда Николь была уже Первой Леди? — спросил Эл.

— О да! — воскликнул Люк. — Она занимает этот пост вот уже в течение семидесяти трех лет; вы разве не знаете этого?

— Но ведь это невозможно! — почти одновременно вскричали Эл и Ян.

— Тем не менее это именно так, — сказал Люк. — На самом деле она теперь очень пожилая женщина. А как же иначе. Бабушка. Однако выглядит, так я полагаю, все еще очень неплохо. Вы в этом сами убедитесь, когда увидите ее.

— По телевидению… — совсем уже ошеломленный, начал было Ян.

— О да, — предвосхитил его Люк. — На экранах телевизоров она выглядит примерно лет на двадцать. Но загляните в учебники истории… Правда, они, разумеется, запрещены для всех кроме притов. Я имею в виду настоящие книги по истории — совсем не те, которые вам дают для изучения с целью подготовки к сдаче всех этих релпол–экзаменов. Стоит вам туда заглянуть, и вы сами сможете определить ее возраст. Там есть все необходимые для этого факты. Погребенные под нагромождением всяческого вздора.

Факты, отметил про себя Ян, вряд ли могут что–либо значить, когда сам можешь своими собственными глазами видеть, какая она юная. А видим мы это каждый день.

Люк, вы лжете, подумал он. И мы знаем это: мы все прекрасно понимаем.

Мой друг Эл видел ее. Эл не стал бы молчать, если бы она в самом деле была такая старая. Вы ненавидите ее — вот что вами движет. Потрясенный, он повернулся спиной к Люку, не желая теперь больше ничего иметь общего с этим человеком. Семьдесят три года в Белом Доме — значит сейчас Николь почти девяносто. Он содрогнулся от мысли об этом; решил сразу же выбросить это из головы. Или, по крайней мере, попытался это сделать.