Он кивнул, и оставил меня в «одиночестве»… в том положении, к которому я слишком сильно привык за все эти годы. Иногда мне кажется, что я провел в одиночестве всю свою жизнь.

У меня еще осталось немного ликера в одной из бутылок, и я наполнил себе стакан, поднял его и провозгласил:

— За будущее… Мои старые друзья.

И осушил стакан до дна.

Я услышал шаги, и сразу узнал эту походку. Да и как мне ее не узнать? После стольких многих лет, было бы абсурдно не узнать ее. Я поднял глаза, и точно, вот он здесь, передо мной, и держит в руках поднос, уставленный бутылками. Я помахал пальцами и сказал:

— А ну, иди-ка сюда.

Вир приблизился ко мне. Очевидно, он встретился в дверях с гвардейцем, возвращавшимся с напитками, и решил, что будет лучше, если он лично поднесет их мне. По доброй воле гвардеец отдал ему поднос или нет, я не знаю… Да разве это важно теперь?

Нам нужно так много сказать друг другу… но еще важнее сейчас сосредоточиться исключительно на вопросах исторической важности.

— Ты выпьешь со мной, Вир? — спросил я.

— Нет, если тебе все равно, — ответил он. Я помню, в старые добрые дни, когда я слышал его голос, то мне все время казалось, будто Вир слегка дрожит. Теперь этого нет. Теперь он говорит с уверенностью в себе… и с бесконечной печалью в голосе.