А дальше уж как пойдёт…

От этих мыслей делалось хорошо.

Они грели, как костёр зимней ночью.

И пространство вокруг делалось уютным и радостным – во всём была радость, тихая, затаённая. В бутерброде, в чашке чаю, в работающей печке в машине, в ушастой шапке, в попискивающем «дирижёре», в звяканье тарелок, которые утром спешно перемывал Скрипач, в снегопаде, в маленькой настольной лампе с тканевым абажуром, даже в смешной занавеске для ванной.

…Будь сейчас жив социолог Линц, он бы, наверное, рукоплескал – бывшему агенту, который при жизни сумел убить в себе собственное «я»…

* * *

Они узнали, наконец, что это такое – настоящее душевное смятение.

Всё сразу.

И радость, которую нельзя пока что даже как-то выразить, потому что ещё не время.

И страх, что ничего не получится.

И неизвестность, в которой они сейчас пребывали.

И ожидание.

И новая задача, решения у которой пока что не было.

Ри, по словам Скрипача, «зависал» – мог на несколько минут настолько глубоко уйти в себя, что даже на слова, обращённые к нему, не откликался. Сидел, как истукан, уставившись перед собой невидящими глазами, и молчал.

Сам Скрипач, впрочем, был ничем не лучше, разве что вместо «зависания» он начинал вдруг бессмысленно улыбаться. Ит и Ри его в эти моменты с большим удовольствием подкалывали, но Ит всё же боялся, что Скрипач впадёт в свою нирвану не вовремя, поэтому за руль несколько дней Рыжего не пускал.

– Свихнулись оба от радости, – ворчал он беззлобно. – Работать надо. Ребят, хватит. Это уже серьёзно.

…Работать приходилось много. Ноябрь заканчивался (на планете они пробыли уже почти месяц), и начались настоящие холода – а «веер» точек предполагал весьма большое количество самых разнообразных маршрутов по всему Подмосковью. Ездить приходилось почти каждый день, возвращались иногда за полночь – плохие дороги, ломающаяся «Люся», холод…

Сод действительно был миром, имеющим Осколок Сонма, но в отличие от той же Терры-ноль мир этот был холодным. Зима, настоящая, крепкая и злая зима царствовала тут почти пять месяцев; первые снегопады начинались в середине октября, и снег, судя по тому, что они успели узнать, лежал чуть ли не до мая. А в особенно холодные годы мог и до июня долежать… Страна жила за счёт южных областей, являющихся главными поставщиками продуктов, в средней же полосе, к которой относилась данная вариация Москвы, выращивали разве что картошку-скороспелку да репу. Даже свёкла, и та вырасти не успевала.

– Да… – констатировал Ит после очередного экскурса в местную информационную сеть. – Как хорошо, что мы вовремя разобрались с одеждой. Вообще, мы, конечно, безобразно расслабились на Терре-ноль.