— А сегодня Боб уже не твой подопытный? Или каким-то образом стал джамрану?

— Не язви. Просто теперь Занден бросил мне вызов, а значит — предупреждён. Он первый начал цикл соперничества. Таков закон.

— Жуткий закон, — вздохнула Женька. — А ты и правда думаешь, что адъютант рискнёт?

— Увидев Боббэрота, вряд ли… Но я не затем тебя позвал, чтобы обсуждать Зандена.

— Чтобы отчитать из-за Боба? Я поняла.

— И не за этим. Меня позабавили жалобы, особенно когда число гатраков на станции достигло сотни.

— Ого! У страха глаза велики.

— Больше так не развлекайся. Хотя, это очень по-джамрански, я бы сказал.

— Это комплимент?

— Отчасти, — он улыбнулся. — Ты мне нравишься, как землянка.

Женя смутилась.

— Пойдём со мной. Я кое-что тебе покажу и кое-кого… Боб! Остаёшься здесь. Ничего и никого не трогай.

— Слушаюсь, хозяина! — Боб подобострастно оскалился.

Женя гадала, насчёт очередной неожиданности, пока Талех вёл её окольными путями в новую секретную лабораторию.

«Да сколько их у него по станции разбросано?»

Лаборатория оказалась просторной, и устроенной по типу шакренской. Так же разделённая на полупрозрачные сектора. В центральном секторе Женька с изумлением узрела… Моисеевича. Это и был второй сюрприз. Инженер стоял, как ни в чём не бывало — в том же старом халате, будто никуда и не пропадал, озадаченно разглядывая дымчатую сферу… Она просто висела в воздухе, а вокруг с напряжёнными лицами толпились шакренские и джамранские учёные. Женька сперва потеряла дар речи, а потом заголосила:

— Моисеевич! — и чуть не бросилась на шею инженеру.

— Женя, — неуверенно улыбнулся он.

— Где Петрович? — спросила она, озираясь, словно ожидая увидеть и его. Они всегда были вместе. Где один, там и другой. Но, увы…

— Петровича вернули, — объяснил Талех, — а Эпштейна оставили. И мы его нашли.