О, черт.

— Меня помиловали?

— Это вряд ли, — произнесла Окамото. — Тебя ведь не казнили.

Им почему-то расхотелось собирать информацию о своем драгоценном обормоте. Нет, не подходит. Все проще, решила я. Просто они увидели что-то такое в моих мозгах, что оказалось куда важнее, чем данные о свободном полете Дональда. Ох ты ж, дайте я угадаю, что это?

— Интересно, — сказала Окамото, и я вздрогнула. — К какому выводу ты придешь?

— Уже пришла. Как-то связано с режимом РПТ?

Она встала, затушила сигарету о спинку стула.

— Молодец, моя родная. Проверка интеллектуальных способностей завершена.

Из привода выдвинулась экспресс-карта, блондинка забрала ее и пошла к дверям, а на меня валилась усталость, как если бы вдруг кокон оборудования весь лег мне на плечи. Никуда оно все не делось — ни поражение, ни мои попутчики, ни собственная ничтожность. И толку мне с этих интеллектуальных способностей.

«Дьявол бы тебя разодрал, чертова ты белая сука! Ну неужели ты не могла дать мне просто подохнуть?!»

— Ты что-то хотела спросить?

Я моргнула и с трудом расцепила зубы. Доктор Окамото стояла у дверей, и если бы эта докторша умела сомневаться, я бы сказала, что она в сомнении. Лёгоньком таком. Наверное, я взглядом вырезала ей дырочку в затылке.

— Да. Что с Марией Карпцовой?

— С ней уже ничего, — ответила Окамото. — Совсем ничего. Ты, кстати, знаешь, что она тебя любила?

Я оцепенела.

— «Мнемозис» малоизбирателен в вопросах высших эмоций, но интерпретация ближе всего к любви. Даже к обожанию. Такому, знаешь, подростковому.

Обожание… Длинная челка, огромные глаза. Черт, Мария, я даже не знаю, сколько тебе было лет.

— Я тебя убью, сука, — сказала я и закрыла глаза.

Тишина. В горле все взрывалась и не могла взорваться гребаная кластерная торпеда, а глаза срочно требовалось закрыть. Инквизиторы не плачут — даже от бессилия, когда не могут всего-навсего убить одну мерзкую лабораторную крысу.