— Нет, месячные.

— Алекса, ты как?..

— Ах-ха-ха! Мамочкина, ты как, жива?

— Все сядьте на места!

Теперь боль повсюду, а лицо горит от позора, и мне так плохо, как не было еще никогда, и сжимаются кулаки, потому что я знаю, кто меня ударил и знаю, что меня нет.

Этого. Мира. Нет.

* * *

Маячки еще работают, я вываливаюсь в черную кишку коридора между двумя рукавами энергии. Я уклоняюсь только потому, что тело меня не слушается. Моему бедному телу надо еще чуть-чуть продержаться, но если бы еще мозги не были там — в голове отжимающейся неудачницы, в голове потекшей неудачницы.

В голове Алексы, которая никогда не…

Больно.

Очень-очень больно.

— Она была добра с тобой?