На узкой лестнице было прохладно, стены и ступени отсырели и стали скользкими. Дверь наверху была металлическая с резиновым уплотнением. Тимор вежливо постучал, потом приоткрыл ее.

– Гери, привет. Это я, Тимор. – Вообще никто другой не мог бы прийти к этой двери. – Можно мне войти?

Ответа не было, но Гери вообще отвечала только в очень хорошие дни. Тимор открыл дверь совсем и вошел в холодную полутьму. На самом деле по меркам Домена здесь было вполне тепло, но на добрых десять градусов холоднее, чем снаружи, и воздух в отличие от того, что на лестнице, был относительно сух. Тимор сам несколько декад прожил в этой комнате – пока его не достало отсутствие окон и неудобства, связанные с выходом на жару и возвращением в камеру. У Гери будут те же проблемы, если… когда она достаточно оправится, чтобы выйти оттуда.

– Гери?

Шевельнулись тени, высунулась голова.

– Она здесь. Говорит приходить нет.

Это была тюремщица – не особенно блестящая умом четверка, но одна из немногих стай, кое-как говоривших по-самнорски.

– Привет, Тюремщица!

Он попытался пробулькать-просвистеть ее имя.

Обычно Тюремщица улыбалась – болтала головами, но нравится ей это или забавляет, Тимор никогда не мог понять. Стая собралась вся вместе по одну сторону кровати. Гери начинала метаться, если ее окружала какая-нибудь стая. Тимор сел на другой край кровати, Гери шевельнулась под одеялами, сжалась, отползая от него. Она намеренно смотрела мимо и Тимора, и Тюремщицы. Очевидно, у нее был плохой день, когда она не выносила прикосновений, тем более объятий.

Черт, не повезло. Но кому-то он должен был рассказать. Тимор положил руку на край одеяла, которым была укрыта пятилетняя девочка. Она была на годы моложе Тимора, но он был лишь чуть выше. Когда-то Гери наверняка поняла бы, что Тимор старше, просто так и не вырос. Сейчас она зачастую путала его, кажется, с друзьями по Академии. После проведенного с Хранителем времени она много что путала и о многом отказывалась думать.

– Гери, у меня хорошие новости. Здесь Равна! Я сам ее видел!

Фиалковые глаза повернулись к нему, какая-то далекая эмоция промелькнула на хмуром личике. Тимор любое выражение, кроме страха, считал позитивной переменой. Кажется, девочка задумалась о его словах.

– Что она говорила?

Хм. Разумный и обескураживающий вопрос. Гери умеет такие задавать. Он вспомнил четырехлетнего ребенка там, в Домене. Как она там все время обо всем спрашивала!

– Я еще с ней не говорил толком. Сейчас пойду к Магнату, может быть, я ей смогу помочь.

Еще пауза, но Гери не отвернулась.