Сейчас офицер закипел по настоящему и это понравилось Бульвеноргу, так как ярость всегда искренна.

— Первый заместитель! Корабли с такими размерами не могут существовать хотя бы с точки зрения сопротивления материалов! Для меня было ясно, да ясно и сейчас, что прибор зарегистрировал ошибочно двойной пролет моего корабля. Я твердо в этом уверен!

— Понимаю. По-вашему виной всему эта чудовищная радиоактивность?

— Да, сэр.

— Тогда почему другие приборы выдали точные результаты?

Офицер покраснел.

— Все приборы были сброшены на парашютах, сэр. Может быть этот один неудачно упал…

— Странно… Странно, что он оказался неисправным. Постойте, но потом он регистрировал данные о ваших кораблях и работал без неполадок! Значит сначала он работал идеально, потом тоже. Боюсь, что вы просто идиот! Вы должны были немедленно идти на посадку! Это была ваша первейшая задача! Разве это был такой трудный шаг, если сравнить его со всей экспедицией в целом?

Офицер казался обескураженным:

— Разве я… должен был… высаживаться… Да, нужно было сесть и забрать регистратор, чтобы продемонстрировать и знать наверняка, что он поломан.

Бульвенорг тяжело вздохнул.

— Адмирал! Если вы еще раз вспомните этот неисправный прибор, я встану с этого кресла и стукну чем-нибудь тяжелым по вашей дубовой башке!

— Но ведь корабль таких размеров…

— Может быть мы ошиблись с этими чертовыми размерами? Я сам просматривал ленты с информацией, выданной этим прибором. Там есть интересное место, — корабль снижается, зависает на какое-то время, а потом прямо с места уходит в подпространство. Спустя какое-то время он возвращается. Вы видели эту запись?

Офицер опять покраснел.

— Но, сэр, — пробормотал он, — мой инженер электронщик…

— …описал вам это достаточно подробно, не так ли?. И вы решили, что это признак неисправности прибора.

Бульвенорг наклонился к вице-адмиралу.

— Признаюсь, что и мне трудно поверить в существование такого гигантского звездолета. Кроме того, есть еще две вещи, в которые трудно поверить. Одна из них — странное совпадение случайностей, что плохо работающие приборы могли дать такие четкие записи. И второе — как такой опытный офицер, как вы, зная об этих записях, мог игнорировать их.

Офицер на этот раз промолчал. Через минуту он медленно с застывшим лицом встал и произнес: