– Ста лет достаточно, – заявил Грубин, упрямо склонив лохматую голову. – А к славе я не стремлюсь. Главное – принцип.

– К славе тебя и не подпустят, – сказал Минц. – И правильно сделают. Наука делается на Олимпе. Ею занимаются люди, отмеченные печатью Вечности. Талантливый дилетант только нарушает поступательное движение прогресса. И наука отвергает вечные двигатели, рожденные в частных квартирах. Вечный двигатель должен создаваться в соответствующей лаборатории соответствующего Института проблем и перспектив продленного движения.

– Почему продленного? Ведь это вечный двигатель.

– Всем известно, что вечных двигателей не бывает. Поэтому, если наука когда-нибудь всерьез возьмется за вечные двигатели, придется придумать для него приличное название, не скомпрометированное за последние столетия шарлатанами и самоучками.

– Значит, мое положение безнадежно?

– Да, мой дорогой. У тебя даже нет диплома о высшем образовании. Ты в положении упрямого Марсия.

– Это еще кто такой?

– Сатир. Провинциальный сатир из Фригии, который имел несчастье подобрать свирель, брошенную Афиной. И знаешь почему?

– Откуда мне знать? Я из древних греков только Геркулеса знаю и Прометея.

– Так вот, Марсий отлично играл на свирели и решил соревноваться с Аполлоном. Ну, как если бы ты принес свою машинку на ученый совет Института проблем и перспектив продленного движения.

– Марсий проиграл?

– Жюри единогласно присудило победу действительному члену Олимпа богу Аполлону.

– Ничего страшного, – сказал Грубин. – Главное – участвовать. Победа не так важна.

– Для кого как, – вздохнул профессор, глядя на скрипучий вечный двигатель Грубина. – С Марсия живьем содрали кожу.

– За что? – Грубин буквально пошатнулся от неожиданности. – Ведь Аполлон все равно победил?

– Боюсь, что в этой победе не все было чисто. Да и сам факт соревнования на равных богам не всегда приятен. Сегодня Марсий вылезет, завтра Иванов, послезавтра Грубин. Я пошел, спасибо за соль.

Профессор поднялся и направился к двери.

– У вас тоже были неприятности? – спросил вслед ему Грубин.

– Я не изобретал вечных двигателей, – ответил Лев Христофорович, не оборачиваясь.

Грубин метнулся к двери. Спина профессора, мерно покачиваясь, удалялась к лестнице.