И сразу вспомнил.
Есть салабон. С висючкой…
Прапор смерил его взглядом, в котором, кажется, пряталось вовсе не желание сцепиться.
— Я рад, — сказал он, — что к нам прибыло такое геройское подкрепление!
И скрылся в гальюне.
Артём наконец обнаружил Ксанку и бросился к ней. Кирилл с тоской посмотрел ему вслед. Везёт некоторым: попадают служить вместе. А вот он, Кирилл, если и встретится когда-нибудь со Светланой, то это будет настоящее чудо. Ведь, по слухам, ограниченные бои в настоящее время идут уже минимум в пяти мирах, и даже если после лагеря Светлана попадёт туда же, куда и Кирилл, не факт, что они встретятся: на планете может быть несколько районов боевых действий. К тому же, он, вполне возможно, попросту не доживёт до встречи с нею. Знать бы наверняка, почему предстоящие бои называют ограниченными. Может, в них участвуют не все?…
От последней мысли, в которой не было ничего, кроме мутного стрёма, он даже головой помотал.
Негоже так думать галакту, даже и новоиспечённому…
Подошла очередь. Кирилл заскочил в гальюн, споро совершил необходимые операции и освободил кабинку для следующего бойца. Давешний усач-прапор стоял неподалёку и, кажется, кого-то в толпе высматривал.
Откуда-то вынырнули Артём и Ксанка. Обрезок пропустил свою очередь, но толпа перед гальюнами уже рассасывалась, и ожидание ему предстояло недолгое. Когда Артём, наконец, скрылся в кабинке, Кирилл спросил Ксанку, смотревшую на него круглыми глазами:
— Ну как ты?
— Не писай на зенит, — ответила метёлка привычным тоном, — не тот я… — Замолкла вдруг. И добавила чуть слышно: — Если честно, трясусь.
Кирилл понимающе кивнул: на душе у него страх всё ещё гонялся за ужасом. Как марсианские спутники…
Наверное, этот усатый паникёр виноват.
Кирилл оглянулся в поисках прапора, но того уже съели, кости закопали и место захоронения позабыли.
Вновь ожил интерком:
— Внимание! Личному составу перевозимых подразделений закончить оправку! Приступить к получению вещевого довольствия!
Над головами новобранцев засияли триконки-указатели, и народ потянулся в соседний трюм, где разом распахнулись окошки каптёрок, в каждом из которых сидело по копыту. Именно так на корпусном сленге называли каптенармусов.
Вновь образовались очереди, но продвигались здесь гораздо быстрее, чем возле гальюнов. Вскоре Кирилл уже стоял возле окна.
— Имя? — сказал на инлине копыто, седоватый дядька, на погонах которого красовались четыре старшинских снежинки. Правая сторона лица его была розовой, как у младенца. — Год рождения? Тренировочный лагерь?