– Я так понимаю, ни у кого больше не вызывает нареканий, что Император отвергает традицию? – поджав губы, вопрошает Асундул.

Унгуц пожимает плечами, не скрывая улыбки.

– Я научил его так мыслить, чего ты от меня ждешь?

Ажгдийдимидин напрягается до испарины и цедит:

– Это выбор бормол, а не государственной политики. Традиция его не описывает. Будешь спорить?

Асундул сникает.

– Хорошо, пожалуйста! Делай как знаешь. Тебя избрали Императором, не меня. – Он вздыхает, и мне мерещится нотка обиды. Неужто он надеялся?.. Асундул сердитым жестом сметает с пуфика два отверженных бормол.

Азамат молча кивает.

Наш духовник, утерев лоб, что-то тихо бормочет, отчего из всех комодов, стоящих вдоль стен зала, вылезают ящики и, гремя деревянным содержимым, скучиваются вокруг Азамата. Пара штук даже пролезает между нами, а один особо нахальный тычется мне в пятки, мол, отойди, место занимаешь. Я его потихоньку пинаю, чтобы не наглел.

– У меня выбор пожиже был, – выпячиваю губу, оглядывая ассортимент.

– Ну вы ж земляне – просто люди, как нас твой муж просветил, – замечает Асундул. – Ты-то замуж выходила, думала, он тебя боготворить будет? А видишь, разглядел получше да в уме переменился.

Азамат, который начал уже разгребать статуэтки, отрывается и поднимает на Асундула широко раскрытые глаза.

– Это что сейчас было? – как-то сдавленно спрашивает он. – Мне в ухо что-то попало?

Унгуц кладет Асундулу руку на плечо.

– Ты дурачок, что ли, совсем у меня? Хулить Хотон-хон на Совете? Тебя в Старейшины за здравые суждения пригласили. Традицию он защищает, чужого счастья стерпеть не может. Молчи уж, не марай обряд.

Асундул, все это время игравший в гляделки с Азаматом, опускает глаза. Азамат возвращается к раскопкам.

Я расталкиваю ящики и придвигаюсь поближе, поглаживая мужа по руке.

– Помочь тебе поискать?

– А ты знаешь, что я ищу? – улыбается он.

– Догадываюсь, – прищуриваюсь я.