Гостил он у сестры. В ее большой квартире хватало место и ему и их матери. Кирилл внимательно наблюдал за состоянием мамы. Семь дней, которые он был у родных, он сам колол ей инъекции. Он приучил и сестру, и мать вести подробный дневник течения болезни. В электронных блокнотах было огромное количество информации. Екатерина Валерьевна послушно выполняла наказы сына. Он всегда ласков с ней. Он входил в ее комнату каждый раз с улыбкой. Первой в дверях появлялась рука с пакетом. Тряся его, Кирилл произносил из-за двери: «Колокольчики-укольчики приехали». Екатерина Валерьевна не могла сдержать радостного смеха. Она вставала с кровати и бежала к двери. В комнату входил Кирилл с сияющей улыбкой. После чего он раскладывал лекарства по порядку в шкафчики и ящички. Екатерина Валерьевна особенно любила овальные ампулы с оранжевыми бирками. Это был ее любимый цвет, и она всегда смотрела на них без страха и подолгу рассматривала, когда Кирилл или Маргарита доставали их во время уколов.

Возвращаясь обратно в Химград у Кирилла было несколько проб крови, волос и кожи. Он больше напоминал не сына съездившего домой отдохнуть, а врача посещавшего пациента. В БиоНИЦ Кирилл внимательно изучал полученные образцы. Он смотрел насколько ВиНИ изменился и как приспособился к лекарствам. И каждый раз результаты тестов были удручающими: вирус ускорял темпы своей мутации и вскоре двух визитов домой будет уже недостаточно. Но чаще ездить он не мог, а пересылать лекарства посылками было запрещено. Находясь дома в Химграде, Кирилл просил скидывать все наблюдения ему на электронную почту. Это было необходимо для корректировки исследований ВиНИ и корректировки дозирования лекарств.

Через две недели Кириллу снова предстояло отправляться домой. Болезнь протекала стабильно. Вирус успешно купировался. Хотя еще четыре года назад врачи предсказали ей переход во вторую стадию болезни и начало отмирания кожных покровов. Но этого не происходило. И в том была заслуга лекарств, привозимых Кириллом. Прошло пять лет, и всего чего он добился это должность извозчика. Он поставлял зелья да снадобья. И больше ничего. Медленные шаги в работе над лекарством от ВиНИ и отчеты, и анализы, которые присылали из дома, все чаще подводили Кирилла к выводу о том, что подавление вируса скоро прекратится.  Неспособность пробить стену, которую Кирилл не видел, заставляло чувствовать себя ничтожеством. Он надеялся на лучшее, продолжая ощущать себя отбросом научного мира.

Такую жизнь Кирилл ненавидел и призирал. Каждый раз, возвращаясь, домой, он с ненавистью вспоминал свою халупу и холодный пол. В этой квартирке все было ему противно: разваливающаяся кровать, единственная тумбочка, покосившийся деревянный шкаф, дверцы которого не закрывались. Они скрипели каждый раз, стоило к ним прикоснуться слабому сквозняку. Даже сам себе Кирилл становился противен, стоило ему войти в эту конуру. Единственное что он любил – это окно. В него он часто смотрел по вечерам, когда приходил с работы. Далеко на горизонте сияла его мечта – Петрополис. Каждую ночь город накидывал огромную мантию из сотен тысяч драгоценных камней святящихся в ночи. Кирилл смотрел и представлял себя одевающего эту мантию. Он когда-нибудь войдет в этот город и скажет: «Я твой хозяин!» Но сейчас лишь голые стены окружали его. Он сделал свой выбор – остался в маленьком научном городе, для того чтобы спасти близкого и дорогого человека. Ему было здесь душно, но именно БиоНИЦ мог помочь ему в этом и стать дорогой на Олимп. В заначке у Кирилла были деньги лишь на ближайший месяц. В течение шести месяцев он может учиться, не вспоминая об оплате, но потом из деканата придет извещение об оплате последнего курса. Судьба играет с ним. То дает надежду, то снова ее отбирает, словно леденец у малыша. Только в отличие от ребенка Кирилл не рыдал. Он даже удивлялся себе порой, но еще ни разу слезы не уронили чести немого страдальца.