Раздался взрыв. Здание тряхнуло с невероятной силой, сбив всех с ног. Огромные куски камней, метала и дерева падали градом. Кнут вскочил на ноги, схватил за руку сестру – поднял ее. Марс держал дверь на технический этаж открытой.

Валентин пришел в себя, встал на ноги и схватил перепуганную Леру, положил ее себе на плечо, как мешок. Он бежал вслед за всеми. Бежали быстро. Лишь один раз Таша обернулась. В нескольких километрах от них с черно-серых, перекатывающихся волнами туч, на землю медленно спускался столб черного густого дыма, похожий на смерч. Раздались выстрелы, крик толпы стал казаться диким воем стаи. Кто-то позвал ее по имени. Из открытой двери показалась рука, схватившая ее. Но Таша не могла оторвать глаз от столба дыма. Страхом прикованная она смотрела, как несколько сгустков, словно по дымящейся трубе, спускались вниз. Эхо снова отозвалось ее именем, и рука изо всех сил потянула Ташу. Дверь захлопнулась.

Через двадцать минут они вошли на пятый этаж высотной автостоянки, где была припаркована на экстренный случай машина с тонированными окнами. Марс хотел было открыть дверь перед Кнутом, но тот приказал ему садиться за руль. Лера попыталась возмутиться, но за спиной у нее раздался режущий голос Таши. Дернувшись как испуганный кролик, Лера открыла дверь и юркнула в норку.

Марс вдавил педаль в пол, и машина направилась к подземным воротам. Длинный километровый тоннель выходил на Большой проспект. На это и был рассчитан план – проехать под пылающим очагом смуты.

Через два часа Кнут и Таша были дома. Отличившегося храбростью Валентина они пригласили к себе, Леру же они оставили в ее любимом баре, которым она владела. О доме она не хотела и слышать, единственное, что могло залечить образовавшиеся душевные раны, по ее словам, так это две пары крепких мужских рук. В клубе ее всегда ждал верхний этаж, куда она и собиралась первым делом направиться, чтобы смыть с себя гряз прошедшего дня.

Наступала ночь. Спрятанный от неба тучами город, быстро погружался во мрак. Даже миллионы уличных фонарей не могли справиться с наступающей темнотой. Она словно тяжелое одеяло накрывала улицы и густой черной слизью обволакивала фонарные столбы и сверкающие вывески. От былого хаоса почти не осталось и следа. Городские службы дрессированно выполняли свою работу. Ничего не должно было напоминать об уличных столкновениях. Достаточно того, что вездесущая пресса уже на завтра выйдет с громкими и кровавыми заголовками о погибших.

Кнут стоял перед зеркалом в ванной. Его слабо рельефный матового цвета торс был покрыт многочисленными ссадинами и богрово-красными царапинами. На груди красовался давно затянувшийся шрам. Других ран на теле Кнута не было. Он еще раз посмотрел на себя в зеркале – на бледного призрака с абсолютно гладкой кожей, без каких либо изъянов, не считая царапин. Идеально слепленное тело бесполого манекена отражалось в зеркале, с одной лишь оговоркой – оно умело двигаться, думать и мстить. Кнут знал эмоции ненависти и как ими пользоваться, но все же он смотрел на себя без отвращения. Он ухмыльнулся чему-то своему и потянулся за свежей рубашкой, заранее приготовленной и висевшей на вешалке.