— Не надо.
— Да ну?
— Бохардат найдет отец Климент.
— Правда?
— Это ведь не то, что ты
— Откуда тебе знать, Бастард?
— Чем бы это ни было, — Лукас не двигался, и Андре не двигался тоже, две статуи, прикованные друг к другу взглядами, — нужно оно вам или нет, решит Божественный Император. А принять решение ему может помочь только церковь. Скорда, ты знаешь, что я прав. Церковь не ошибается. Аристократы постоянно совершают ошибки.
— Наши святые отцы. — Андре растянул губы в улыбке. — Уж не знаю, чем вас таким кормят, что все вы, без исключения, честны, человеколюбивы и набожны. Я думаю, что когда Бог создавал людей, он, имел в виду таких ангелов, как ты, мой красивый. За одним маленьким уточнением: к голосу совести вы прислушиваетесь чаще, чем к голосу разума. Полагаю, это единственная причина, по которой вы не отправляетесь в Самаянгу сразу после рукоположения. Все-таки, Господь наделил нас разумом для того, чтоб мы им пользовались, а священники избегают мыслительной деятельности с такой настойчивостью, как будто считают её грехом. Так почему же именно вы вправе решать, а? Лукас?
— Ты все сказал?
— Знаешь, Март, — Андре сунул руки в карманы, и демонстративно отвернулся от останков стола, — лучше быть нелюдью, чем священником. Забирайте эту хрень, отец Климент. Я посмеюсь, когда церковь начнет делать из мертвецов собственных гомункулов.
Неловкая пауза. Стыдно. И… жаль его. Гордый, такой же гордый, как Лукас. Но — один, без Бога, без сил, без веры в то, что прав.
— Отец Климент, — Лукас взглядом указал на «стол».
— Во имя Божье, — уставно ответил диакон.
Не по себе было всем. Не только Марту. Но, наверное, всем по разным причинам.
Отец Климент и отец Энеро разбирали стол. Там стучало, брякало. Лукас косился на особо громкие звуки.
— Март, Чедаша убьешь ты.
— Во имя Божье.