— Мне нужно время, — сказал Шрам. — Камера… — пальцы легли на затылок Ямана, чуть развернули голову влево и вверх. — Там. Говори с ними.

Яман кивнул. Едва-едва. Шрам не видит, но сейчас-то чувствует. И рявкнул, глядя прямо в невидимую камеру:

— Какая, к убырам, богадельня?! Вам тут рабочие руки не нужны или баб слишком много стало?!

— Кто убьет калеку, того пропустим внутрь, — отреагировали динамики.

Яман всей кожей почувствовал напряжение стада. Это и есть эмпатия? Каждый нерв, как струна натянут. А тут еще и за всех остальных чувствуешь? Ну ее в эхес ур, не надо такого.

Раньше, чем перетянутая струна порвалась, он заговорил снова. Его голос ослаблял натяжение, пока он говорил, людям казалось, что он может что-то сделать.

— Среди этих калек есть медики. Руки или ноги не работают, тебе не похрен? Головы-то работают, лечить они могут.

— Хорошо, — почти неслышно произнес Шрам.

Из стен послышалось шипение. В шлюзовую камеру начал нагнетаться кислород.

Не так и далеко от закрытых ворот, в аппаратной, с полудесятком мониторов на стенах и парой микрофонов на пульте, сидел человек по прозвищу Вартай Привратник. Его задачей было открыть ворота для новой партии каторжан, и при этом не впустить в тоннели тех, кто бесполезен. Бесполезных, вообще, не должно было быть. Чего ради эти придурки притащили с собой калек? Врачи? Но ведь не все же.

Новички выглядели подозрительно и, возможно, были опасны. Вартай не понимал их, все непонятное опасно. Зачем они приперли искалеченных баб? На корабле баб везут отдельно, о них ничего невозможно узнать, пока летишь, и ничего не узнаешь, пока бежишь до ворот.

Надо было решить, избавляться ли от лишних ртов, пожертвовав при этом врачами, которых, кстати, могло и не быть, или впускать всех, а лишних убрать позже, когда насчет врачей прояснится.

Вартая сначала смутно, а потом все сильнее начало беспокоить то, что этот здоровенный мужик, который на него орал и требовал открыть ворота, смотрел прямо в камеру. Как так? Он ведь не может ее видеть. Там и камеры нет, там тонкий усик световода.

И все же разъяренный взгляд с монитора, как будто пырился прямо в глаза. Здоровенный одной рукой обнимал какое-то… существо… Какую-то тварь без лица. Помогал на ногах стоять. Так обнимал, что сразу ясно, почему он калек внутрь провести хочет. Ну, с этим ясно, а остальные чего ждут? Что этот один, хоть какой он будь здоровенный, против такой толпы?

Нет… прямо сейчас надо решить насчет врачей, а потом уж…

Изображение на оставшихся четырех мониторах изменилось. Теперь, вместо разных помещений этого сектора, на всех было безликое существо.