— Суп на столе, паренек. Иди, ешь.

Мальчик опустился на краешек сундука, но все еще оставался в нерешительности и не ел. Бэзлим положил ложку:

— В чем дело? — он заметил, как мальчик быстро взглянул на дверь, а затем снова опустил глаза. — Ладно, будь по-твоему. — Он встал, тяжело ступая на протез, подошел к двери, приложил палец к замку. Посмотрел мальчику в глаза. — Дверь открыта, — сказал он. — Или ешь, или уходи.

Он повторил это на нескольких языках и обрадовался, когда ему показалось, что тот понимает язык, который, как он предполагал, мог быть родным для этого раба.

Но он не стал продолжать, а вернулся к столу, осторожно опустился на стул и взялся за ложку.

Мальчик тоже потянулся за ложкой, потом вдруг слез с сундука и вышел. Бэзлим продолжал есть. Дверь оставалась полуоткрытой, свет через нее лился в лабиринт.

Немного спустя, когда Бэзлим закончил свой неторопливый обед, он заметил, что мальчик наблюдает за ним, стоя в тени. С нарочитым безразличием он развалился на стуле и начал ковырять в зубах. Не поворачиваясь, он произнес на том языке, который, как ему казалось, мальчик понимал:

— Будешь продолжать обед? Или мне его выбросить?

Мальчик не отвечал.

— Ладно, — продолжал Бэзлим, — если не будешь есть, я закрою дверь. Не хочу рисковать и оставлять ее открытой, пока горит свет. — Он медленно поднялся, подошел к двери и начал закрывать ее. — В последний раз, — позвал он. — Закрывается на ночь.

Когда дверь почти закрылась, мальчик пронзительно крикнул:

— Подождите! — на том языке, который ждал услышать Бэзлим, и ринулся в комнату.

— Добро пожаловать, — спокойно сказал Бэзлим. — Оставлю-ка я ее открытой на случай, если ты передумаешь. — Он вздохнул. — По мне, так никого никогда запирать не надо.

Мальчик не ответил, а сел на сундук, сгорбился над едой и с жадностью начал пожирать ее, как будто боялся, что у него отнимут миску. Глаза его так и бегали. Бэзлим сидел и наблюдал за ним.

Мальчик стал есть немного медленнее, но все-таки съел все до последнего кусочка жаркого, до последней корки хлеба, до последнего зернышка чечевицы. Он ел уже явно через силу, но все-таки съел все, посмотрел Бэзлиму в глаза и застенчиво улыбнулся. Бэзлим улыбнулся в ответ.

Вдруг мальчик перестал улыбаться. Он побледнел, потом позеленел. Ниточка слюны потянулась из угла его рта — и его сильно затошнило. Бэзлим кинулся на помощь.

— Звезды в небе, какой я идиот! — воскликнул он на своем родном языке. Он пошел на кухню, вернулся с тряпкой и ведром, вымыл мальчику лицо, потом резким голосом велел ему успокоиться и вытер каменный пол. Затем он принес немного жидкой похлебки и маленький кусочек хлеба.