Хотя оба романа были удостоены премии «Хьюго», пожалуй, наиболее престижной в США, присуждаемой Всеамериканской ассоциацией любителей фантастики, тем не менее критики и поклонники НФ сломали, наверное, не меньше копий, чем разлетелось их в щепы на всех рыцарских турнирах двенадцатого века, пытаясь понять, как мог один человек написать столь разные, столь полярно противоположные романы. За первый Хайнлайна обвиняли чуть ли не в фашизме, милитаризме и пропаганде насилия; второй, насыщенный философскими рассуждениями, вскоре стал Библией американских хиппи во время «студенческой революции» шестидесятых годов. А Хайнлайн, словно насмехаясь, уточнял: «Я не только написал обе книги, но еще и работал над ними одновременно. И некоторые из набросков к первой были использованы во второй». Обе они явились откликом на современное состояние общества». Только, добавлю, с разных точек зрения, хотя их и объединяет дуализм любви и долга, переплетенных в обоих произведениях так же туго, как и в реальной жизни.

Три романа, объединенных книгой, которую вы держите в руках, тоже являют три весьма несхожих лица Роберта Хайнлайна.

И тем не менее, попадись мне растрепанный томик без начала и конца, уже на второй или третьей странице я распознаю почерк Хайнлайна. Хотя далеко не убежден, что сумею объяснить, как и почему. Просто за каждой его страницей стоит личность автора. Увы, встречаясь порой с книгами, написанными даже с большим литературным блеском, сказать этого с такой же уверенностью при всем желании нельзя.

II

Этот феномен Хайнлайна занимал меня с юных лет — с тех самых пор, когда мое знакомство с его творчеством ограничивалось несколькими рассказами да коротким романом «Если это будет продолжаться.»» (1940), переведенным у нас с жесточайшими купюрами — вот он, тот самый третий фильтр, в действии! Но понадобилось немало лет, хайнлайновых книг и статей о писателе, чтобы более или менее разобраться в природе явления. Причем выяснилось, что искать объяснение следует не в литературных приемах, не в фантастических идеях, не в сюжетах, а в человеческой сути автора.

Вот давайте и поговорим о душе.

С тех самых пор, как глазам высадившихся у Плимут-Рока отцов-пилигримов открылись необозримые пространства Нового Света, в менталитете американских колонистов, — а затем граждан США — все большее место стало отводиться понятию challenge, вызов.

В нашем, российском сознании слово это имеет совсем другую эмоциональную окраску. Если оставить в стороне отважный, благородный, короткий вызов на дуэль (да и тот опошлен сперва нелепым вызовом Ленского, а теперь еще и клоунадой Жириновского — при всей несопоставимости этих личностей), так вот, если оставить дуэли в стороне, вызов в нашем понимании носит окраску или негативную («Вася, не веди себя вызывающе!»), или патетическую («наши героические полярники бросили вызов Арктике»). Как известно, хрен редьки не слаще.