Алекс ждал.

– Ладно, согласен. Доказать что-либо невозможно. И тем не менее это всего лишь механизмы. Сколько еще об этом говорить? Послушайте, может, покончим с шоу-бизнесом и вернемся к реальности? Знаю, некоторым хочется верить, что домашний искин – в самом деле живой. Он разговаривает с нами, говорит нам то, что мы хотим услышать. Но нет никаких веских доказательств в пользу того, что он выполняет хоть что-то сверх программы.

Алекс кивнул и набрал в грудь воздуха.

– Как насчет убийств?

– То есть?

– Их когда-либо программировали для того, чтобы убивать?

– Понимаю, к чему вы клоните. Но речь идет об особых обстоятельствах.

– Конечно, – согласился Алекс. – Как и мы, они запрограммированы на переживания в том случае, если что-то пойдет не так. Вы ведь это имели в виду?

Кольчевский молча уставился на него.

– Искины полностью зависят от нас. Когда искинов на Вильянуэве оставили одних, они отреагировали как существа, реально осознающие свое одиночество. За тысячи лет никто не пришел к ним на помощь, и в них копилась обида. Некоторые сошли с ума и стали убийцами. Разве не так?

– Да. Конечно так. И что вы хотите сказать?

– Значит, их программа не ставила никаких ограничений?

– Похоже на то.

– Похоже на преступную халатность.

Кольчевский оттолкнул кресло и встал.

– Это просто смешно. – Он посмотрел на Дженнифер. – Мне больше не о чем с ним говорить.

Когда Алекс вернулся домой, я встретила его у посадочной площадки.

– Знаешь, – сказал он, – мне кажется, отстаивать свою позицию, не опираясь на доказательства, – глупость по определению.

– Кого из вас ты имеешь в виду? – спросила я.