— Так, — заговорил Сер Гален. — Наконец-то передо мной оригинал. Не слишком внушительный вид для того, кто украл у меня преданность сына. И что он в тебе нашел? Но вообще-то ты неплохо представляешь Барраяр. Чудовищный сын чудовища-отца: моральный генотип Эйрела Форкосигана, выставленный во плоти на всеобщее обозрение. Может, есть все-таки в мире справедливость.

— Очень поэтично, — с трудом выдавил Майлз. — Но поскольку вы меня клонировали, вы должны знать, что биологически это неверно.

Галени угрюмо улыбнулся.

— Не стану настаивать. — Он завершил очередной круг и остановился напротив Майлза. — Наверное, ты не виноват в том, что появился на свет. Но почему ты так и не восстал против этого чудовища — твоего отца? Он сделал из тебя то, что ты есть… — Широкий взмах руки Галена словно стер с лица земли нелепую, искореженную, подростковую фигуру, стоящую перед ним. — Какой властью обладает этот диктатор, если может гипнотизировать не только собственного сына, но и чужих сыновей? — Лежащая ничком фигура на комм-экране снова притянула к себе взгляд Галена. — Почему ты идешь за ним? Почему за ним идет Дэвид? Что за извращенное удовольствие получает мой сын, вползая в мундир барраярского громилы и шагая следом за Форкосиганом?

Галени очень неубедительно изображал насмешку: в его голосе была неподдельная боль.

Вспыхнув, Майлз отрезал:

— Но мой отец никогда не бросал меня в беде!

Голова Галена дернулась, последний намек на веселье исчез. Он резко отвернулся и двинулся к банкетке за инъектором.

А Майлз мысленно проклял свой длинный язык. Если бы не его мальчишество и тщеславное желание оставить за собой последнее слово, этот человек продолжал бы говорить, и он узнал бы что-то полезное. А теперь говорить будет он, а узнавать — Гален.

Двое охранников взяли его за локти. Тот, что стоял слева, поднял рукав. Ну вот, начинается. Галени прижал инъектор к вене на локтевом сгибе Майлза, и тот услышал шипение, а потом ощутил легкое жжение.

— Что это? — успел спросить Майлз. Он успел заметить, каким детски слабым и неуверенным стал его голос.

— Суперпентотал, разумеется, — деловито бросил Гален.

Майлз не удивился, хотя внутренне весь сжался, зная, что его ждет. Он изучал фармакологию суперпентотала, его применение и действие в курсе безопасности в Имперской военной академии Барраяра. Средство использовали для допроса не только в имперской службе, но и по всей галактике, поскольку это был почти идеальный препарат — безвредный для допрашиваемого даже при повторных дозах и обладающий сокрушающей эффективностью. Правда, он не представлял опасности вообще, а в частности… Существовало мизерное количество несчастных, у которых была на него естественная или искусственно созданная аллергическая реакция. Майлза никогда не считали нужным подвергнуть операции по созданию искусственной аллергии: он представлял собой гораздо большую ценность, чем любая секретная информация. Другие агенты-шпионы были не столь удачливы. Анафилактический шок — это еще менее красивая смерть, чем дезинтеграционная камера, к которой обычно приговаривают шпионов.