За волосы вождь волок закутанную до самой макушки в мешковину ту самую усатую девицу, за которую изловивший ее молодец получил в награду круглый блестящий медальон с чудно́й надписью «заглушка канализационная».

— Держись прямо, — прошептала Ардена. — Ты — вождь! Расправь плечи. Выпяти грудь.

— Я и расправил, — пискнул поэт и хрустнул лопатками, — и выпятил.

— Ты брюхо выпятил, а не грудь. И что это ты плетешься на полусогнутых, будто стакан касторки замахнул? Мой тигр! — это уже для толстого коротышки, пускавшего слюни, любуясь на семейную идиллию вождя.

— И вовсе не на полусогнутых. Просто этот гад слишком тяжелый. Кстати, ты бесподобно целуешься, — блаженно пробормотал Вася, ответив на страстный поцелуй Ардены. — Только будь поосторожней — скотч того и гляди отклеится, и я останусь без бороды.

Выдав последнюю фразу, Хвостиков передернул плечами: воспоминания о том варварском способе, каким он лишился локонов, а вождь — бороды, оставили в душе поэта слишком глубокие раны. Вкус фиолетовой краски, которую раздобыла девушка, чтобы выкрасить его зубы, также не радовал.

Вася и Ардена медленно брели меж столами, изо всех сил стараясь выглядеть как пара влюбленных на прогулке. Им это вполне удавалось. Особенно сторонних наблюдателей убеждали поцелуи, которые с каждым разом становились все дольше.

Когда до ангара с капсулами оставалось не более ста шагов, Хвостиков дернул Ардену за локоть и прошептал:

— Он шевелится.

— Кто шевелится? — не поняла девушка.

— Вождь.

— Это тебе мерещится. Я его как следует по башке приложила, когда он после твоей оплеухи очухался.

— Ничего не мерещится! — закипятился Вася. — Сама посмотри.

Ардена бросила косой взгляд на сверток, который тащил за собой поэт. Пленник явно начинал приходить в себя. Он выпростал из мешковины руку и пытался разорвать свой кокон. Ткань постепенно поддавалась, и сквозь дыры уже виднелся налитый кровью глаз и веревка, к которой был привязан пук остриженных Васиных волос, предназначенный для имитации пышной шевелюры прекрасной невольницы.

— Эй, Иван Иваныч, ты где бабу с такими ручищами огреб? — крикнул сидевший за ближайшим столом пьянчуга, грудь которого украшал орден с загадочной надписью «заглушка канализационная». Вася бросил на него короткий взгляд и снова уставился на куль позади себя. — Иван Иваныч, — продолжал владелец бляхи, — чегой-то там у тебя такое?

Он в упор смотрел на Васю, и только тут Хвостиков понял, что обращаются к нему. Колени подкосились, и если бы не Ардена, он шлепнулся бы на пол от страха. «Стало быть, этого гада в мешке зовут Иван Иваныч, — отстраненно подумал поэт. — Странно. Мне всегда казалось, что атамана головорезов должны звать как-то пострашней. Череп, например, или Костолом».