— Я не могу утверждать этого, — пожал плечами Сиборо. — Мы видим представление, которое просто великолепно, но это вполне можно отнести к умелой режиссуре. Эти артисты продемонстрировали нам характеры, которые никак нельзя назвать далекими от земных. Если бы вы представили их, как выпускной класс Театральной Кайквокской академии из Землеграда на планете Порселон, то у меня не зародилось бы ни капли сомнения.

— Глупец, — заявила дама Изабель с таким видом, что было ясно: это решение окончательное и бесповоротное.

Сиборо засопел и заерзал в кресле. Торп нервно рассмеялся.

— Вы несправедливы! Ужасно несправедливы! Мы просто обычные смертные, желающие получше разглядеть темную лошадку! Бернард Бикль, который, вероятно, знает…

Дама Изабель издала звук, выражающий высшую степень раздражения.

— Не смейте упоминать при мне этого имени! — огрызнулась она. — Это просто самоуверенный позер, к тому же абсолютно поверхностный.

— Но он, можно сказать, мировая знаменитость сравнительного музыковедения, — холодно заметил Сиборо. — Что бы вы ни говорили, но в этой области он неоспоримый авторитет.

Дама Изабель вздохнула.

— Иного я от вас и не ожидала.

И в этот момент снова поднялся занавес.

Во втором отделении Девятая труппа представляла костюмированное шоу. В нарядах из розовых и голубых, зеленых и синих, желтых и сиреневых кружев являли, представляли собой некий гибрид между феями и арлекинами. Как и прежде, складывалось впечатление, что нет никакого определенного сюжета, никаких заранее установленных па. Музыка напоминала щебетанье: игривая, с проблесками сладострастья, временами акцентированная хриплым воем сирены или трубным завыванием раковины. Актеры порхали с одной стороны сцены на другую, туда-сюда. Что это? Павана? Сельский праздник? Демонстрировались явно бессмысленные движения, реверансы, фривольные прыжки и легкий галоп, продолжавшиеся без какого-либо развития и изменения; и вдруг интуитивно почувствовалось, что это вовсе не какой-нибудь фарс, не веселое развлечение, а представление чего-то мрачного и ужасного: разрывающего сердце печального воспоминания. Свет померк почти до темноты. Вспышки зеленовато-голубого света высветили артистов Девятой труппы, застывших в вопросительно-выжидательных позах, как будто они сами были поражены той проблемой, которую изобразили. И тут на глазах изумленной публики занавес упал, и музыка прекратилась.

— Искусно, — пробормотал Торп, — но слишком рудиментарно.

— Я заметил некое отсутствие дисциплины, — заявил Себоро. — Достойная похвалы пышность, попытка оторваться от традиционных форм, но, как вы сказали, рудиментарно.