Не скажу, что это откровение сильно облегчило мне жизнь. Но вскоре я понял еще кое-что. Разница между комиком и трагиком не в артистах, а в зрителе. С тех пор я сплю спокойно.

— Честь имею! Нам надо поговорить.

Полковник Тумидус шагнул к «Скарабею». Он чувствовал себя неуверенно, как голый на званом приеме. С утра ему хотелось надеть форму — хотелось до одури, аж скулы сводило. Мундир, фуражка, пояс с кобурой, увы, пустой. Орденские планки. Он сохранил все это. Иногда доставал, раскладывал на кровати; смотрел, хмурился. И прятал обратно в шкаф, не надевая. Вот и сегодня Тумидус обошелся строгим летним костюмом. Он понимал, что ищет одежду, хоть в чем-то напоминающую военную форму, знал за собой такую слабость и мучился этим.

— Выйдите из машины, пожалуйста.

Они вышли: блондин и брюнет. Оценивающе глянули за спину Тумидусу — там ждали Лентулл и Антоний Гракх. Мешковатый комбинезон превращал Лентулла в ходячую грушу. Рядом с ним Антоний казался жгутом, свитым из медных струн. Блондин улыбнулся, когда спутники Тумидуса тоже двинулись вперед, заходя с боков.

— Представьтесь, — сказал брюнет.

— Вы следите за Н'доли Шанвури, — Тумидуса раздражал взгляд брюнета: сонный, черепаший. — Вы из нашей…

Ему стоило больших усилий исправиться:

— Вы из помпилианской контрразведки. Не отпирайтесь, это правда. И не беспокойтесь. В наши планы не входит препятствовать вашей работе. В какой-то мере мы даже хотим вам помочь. У нас есть важные сведения. Вы слышите меня?

— Представьтесь, — повторил брюнет. — Я не желаю разговаривать с анонимом.

Блондин улыбнулся еще шире:

— Мы — рекламные агенты. Ни один рекламный агент не говорит с анонимом. Профессиональная, знаете ли, деформация…

— Гард-легат Тумидус, к вашим услугам.

Полковник и сам не знал, как это вырвалось. Казалось, лопнул нарыв, и гной потек наружу, вместе с болью неся облегчение. Он не знал, что облегчение — мнимое.

— Припоминаю, — брюнет кивнул. — Изменник родины, да?

Блондин развел руками:

— У вас есть другие рекомендации? Боюсь, у нас нет вакансий для изменников.

Кровь ударила Тумидусу в голову. Вспыльчивость — вот что губило его еще в те дни, когда родина числила гард-легата в своих верных защитниках. Вспыльчивость и гордыня. Забыв о благих намерениях, о необходимости наладить контакт с контрами – забыв обо всем на свете, Гай Октавиан Тумидус рухнул в красную, хрустящую мглу. Крюк с правой. Колено в живот. Едва согнется, локоть под ухо… Он еще плавал в красном хрусте, уверенный в итоге схватки, когда нижние ветки черешни, растущей в двух шагах, оказались близко-близко, а желтый корпус «Скарабея» — внизу. Это длилось краткий миг. Тумидус упал боком, на капот; кашляя, сполз на землю. Плечо дергало, в ребрах, стремясь наружу, колотился хищный птенец.