Локридж вставил новую диаглоссу и настроил свой мозг — он хорошо научился это делать — на получение конкретной информации.

Языки: два основных — восточный и западный, Хранителей и Патрульных; остальные сохранились среди низших классов обеих гегемоний. Религия: здесь — мистический, ритуалистический пантеизм, признающий Ее символом и воплощением всего божественного; у врага — только жесткая материалистическая теория. Правительство — ему стало противно от потока данных о землях Патруля, слугах, созданных из плоти и крови и предназначенных для использования несколькими властителями. Сведений, касающихся Хранителей, было немного. Было ясно, что это не демократия, но перед Локриджем возникла картина мягкой иерархической структуры, законы которой основываются скорей на традиции, чем на формальных нововведениях; власть была поделена между аристократами, представляющими единое целое с народом, бывшими в большей степени духовными пастырями или родителями, нежели господами. Жрицами, матерями, госпожами? Женщины доминировали. На вершине пирамиды находились Кориоки, бывшие — как бы это сказать? — чем-то средним между папой и далай-ламой? Нет, не то. Странно, каким поверхностным было описание. Может быть, это потому, что посетители могли послушать объяснение местной ситуации vосе[17].

Перед Локриджем открылся дворец, и он позабыл свои сомнения.

На этот раз они не стали подниматься по спуску, а высоко взлетели по вертикальной шахте и вышли из нее в огромном здании. Сверкал голубовато-зеленый пол чуть ли не в акр площадью; он казался теплым и мягким под ногами и был инкрустирован узором, состоявшим из птиц, рыб, змей и цветов, выглядевших почти живыми. Колонны из нефрита и кораллов поднимались на невероятную высоту, их капители буйно расцветали листвой из драгоценных камней. Но не менее красивы были растения, которые росли между ними и центральным фонтаном. Локридж мало что распознал в этом багряном, пурпурном, золотом море сладких запахов: за два тысячелетия наука создала новый источник радости. Прозрачноразноцветный сводчатый потолок, словно радуга, сливался с мандолой, привлекающей взор и знаменующий собой бесконечность; ни один соборный витраж не мог бы похвастаться такой значительностью и великолепием. Стены были совершенно прозрачными. Сквозь них виднелись террасы, парки, фруктовые и яблоневые сады; летними красками сверкали холмы, И… что это за гигантское, величественное создание с изогнутыми бивнями выходит из чащи, затмевая собой стадо оленей… Мамонт, доставленный за двадцать пять тысяч лет как символ для внушения благоговейного страха перед Ней?