В зале заседания возбуждённо гомонили:

— Не верил! И — видите? — был прав! А вы…

— Кто? Я? Вы что-то путаете, Ваня! С тех пор, как Володе поставили мои… гх-м… искусственные лёгкие…

— И сердце ведь тоже, понимаете? Я сам оперировал! Что? Он ещё сто лет проживёт.

— Айзек! Да послушай же, Изя! Ты слышишь меня? Это правда, что Володя женат на этой…

— Да погодите же, Люсенька! И вот, Джонни, я со всей ответственностью должен заявить, что убийство — самое мерзкое преступление, а убийца…

— Изя, ну твоя жена ведь её лучшая подруга! Изя, ты должен знать. Правда, что тот мальчик, которого обвиняют, — сын самого…

— Знаете, Лэннинг, я давно заметил, что наше сообщество тяготеет к самой примитивной, первобытной, если хотите, форме борьбы за существование. И если мы хотим сохранить…

«Ну, хватит болтовни ни о чём», — подумал президент, закрывая дверь.

— Итак, продолжим, — объявил он громко. Разговоры прекратились тут же, только Житомирская успела капризным тоном протянуть в очередной раз, дёргая Айзека Лэннинга за рукав: «Ну скажи, Изя». Стало тихо. Инвалидное кресло скользнуло к свободному от стульев месту возле Круглого Стола. На этот раз слева от президента оказался Лосев, а справа — Морган. Оглядев остальных, Володя отметил про себя: «Интересно, как раз один стул пуст», — и высказался непонятно:

— Я нахожу интересным тот факт, что одно место за этим столом свободно. Слишком часто в последнее время мы стали устраивать судилища, нынешний наш разговор, похоже, тоже этим закончится. Если мы предполагаем, что совершено преступление, логично было бы поискать пострадавшую сторону и обзавестись обвиняемым. Не так ли, Роман Анатольевич?

— Вы почему-то всё время обращаетесь ко мне, — огрызнулся главный энергетик. Стул свой Роман Анатольевич к столу придвигать не стал, сидел Роман Анатольевич, надувшись, отчуждённо, и поглаживая опухшую щёку, однако признаков раскаяния на его круглой физиономии заметно не было. Угрюмая настороженность — да, была, — вызов? — без сомнения, — смирение? — нет, нисколько.

— Но я всего лишь старался, — продолжил он, — наилучшим образом исполнять обязанности, возложенные на меня комитетом. Ведь именно вы все (каждый из собравшихся удостоился взгляда) назначили меня главным энергетиком.

— Это легко исправить, — буркнул Морган.

— Владимир Борисович, — скрипнул вдруг голос Евграфова, а худое лицо его выдвинулось вперёд. — Присутствие посторонних на закрытом заседании комитета не допускается.

«Глаза блестят. Да он фанатик! Как я его раньше не разглядел?» — с запоздалым раскаянием подумал о своём заместителе президент, а вслух ответил: