Если только нетелепаты узнают, чем занимаются параноиды…
По дорожке поднимался Бартон. Он шел пружинистым шагом, гибкий и стройный, как юноша, хотя ему было за шестьдесят. На нем был серо-стальной парик; Макней ощутил поток бдительности, исходящий из мозга охотника. Фактически Бартон считался натуралистом, охотником на крупного зверя. Несмотря на это, иногда его добычей оказывались люди.
Мысленные образы не совпадали. Семантический абсолютный символ для Коллахена в разуме Макнея был проще; у Бартона он был окрашен эмоциями, ассоциативно связанными с той половиной жизни, что охотник посвятил борьбе с группой, которую он ненавидел, — теперь уже почти патологически Макней так и не смог узнать, что скрывается за этой страшной ненавистью. Раза два он улавливал мимолетные мысленные образы умершей девушки, которая когда-то помогла Бартону, но эти мысли всегда были нечеткими, словно отражение на зыбкой поверхности воды.
Бартон поднялся на подъемнике. Его смуглое лицо избороздили морщины; он улыбался, скривив губы в одну сторону, так что улыбка казалась, скорее, усмешкой. Бартон сел в мягкое кресло, передвинув немного кинжал, чтобы он был под рукой, и подумал о выпивке. Макней предложил виски с содовой. Солнце закатилось за гору, ветер стал холоднее. Автоматическое индукционное устройство переключилось на обогрев.
Диапазон мыслей Бартона расширился.