— Ты мне нравишься гораздо больше, чем твой учитель. Есть ограничения, но ты хочешь, чтобы их не было. Это очень… интересно.
— Что за казнь они приготовили для Занди? — спросил я просто ради того, чтобы заполнить паузу, не рассчитывая на самом деле на ответ.
Но Сай» я сказала и даже с явной охотой:
— Правосудие минна. Его привяжут к деревянному столу и сделают несколько маленьких надрезов в разных частях тела, а потом высадят на них пророщенные семена растения.
Дальше объяснять не было нужды, я хорошо представлял, чем все это закончится. Минн — растение плотоядное. Стоит только его росткам коснуться горячей крови, они в бешенном темпе увеличат свой рост и внедрятся корнями в вены и артерии казнимого. Жертва при этом еще жива и испытывает невыносимые страдания, до тех пор, пока растение полностью не завладеет ее организмом. Вспомнилась Аманра, в чьем старом нутре схожим образом обитал живой минн. Но тут разница заключалась лишь в том, что ведьма была заражена по-иному и каким-то образом сумела купировать порабощение своего организма, в то время как Занди такой возможности будет лишен.
— Это самый древний ритуал. Его редко использовали и всегда только для самых нечестивых, — пояснила она в конце.
Разговор о минне привлек мое внимание к необычному венку, вплетенному в косы Сай» и. Я спросил:
— Можно мне один цветок?
Махдийка не удивилась и тут же без колебаний сорвала алый бутон и часть стебелька, в котором попались два шипа.
— Осторожно, — предупредила она. — Не поранься — ядовитый.
— Я знаю. — Я аккуратно взял цветок в руки. — Красиво. А тебя не пугает такая казнь? Ты будешь за ней наблюдать?
Сай» я гордо выпятила маленькую грудь:
— Я буду ее проводить. Иши Кхем» са научил меня, как делать это.
Я от растерянности открыл рот и выпучил глаза:
— Он научил тебя убивать?
— Мы — махди, а это значит — стражи леса, — совершенно спокойно ответила девочка. — Есть законы, и мы живем по ним. Нет ничего плохого в убийстве того, кто осквернил наше святое место. Это наоборот — благо.
Вспоминая свой «подвиг» в Си-Джо я мог найти тысячу аргументов, чтобы оспорить ее слова, но сказал только это:
— Любое убийство — преступление.
— У тебя своя вера, — заявила Сай» я, нахмурившись. — Она нечиста и опорочена звездами. Не навязывай ее нам, ибо это — грех.
В ее, хоть и наполненных страстью, словах не хватало истинной убежденности, так что меня они не задели, в отличие от вертевшегося на языке вопроса о том, сколько раз ей уже доводилось лишать кого-то жизни. Кажущаяся безобидность и хрупкость этой девочки предстали теперь столь же обманчивыми и коварными, как зыбкие топи Паракса.