— То, что ты называешь явью, может оказаться просто сном другого мира.

— Но наяву мы живем, рождаемся, умираем. События там необратимы.

— И это хорошо?

— По крайней мере определенно, — я нахожу в себе силы пошутить, хотя, чем дольше говорит Ружена, тем больше мне становится не по себе.

— Глупости, — говорит Ружена. — Просто слова. Чего ты хочешь?

— Ты можешь исполнять желания?

Ружена улыбается.

— Кто ты? — Я стараюсь поймать ее взгляд. — Мой ангел-хранитель?

— Слова, — повторяет Ружена, почти касаясь губами моих губ, — маленькие определенности. Когда слова произнесены, что-то теряется в них, увядает, как в сорванном цветке. Он еще красивый и пахнет, но мертвый. Его дарят кому-то, он становится чьим-то, но он уже обречен. А несказанные слова — как несорванные цветы. Они ничьи, но живые, — Ружена смотрит на меня. — Разве может быть имя у любви?

— Что с тобой сегодня?

— Ничего.

— Ты не похожа на себя.

— Зачем мы встретились, Нерт?

Я опешил. У меня даже холодок пробежал между лопатками.

— Где встретились?

Ружена не отвечает. Глаза ее полуприкрыты веками. Может быть, она снова думает о маленьких определенностях, за которые цепляются мужчины, чтобы не потерять себя в этом мире. Где встретились? На этом берегу или вообще на Земле?

Солнце между тем скрывается за горизонтом. С запада через зенит начинает наползать ночная тень. Скала в океане еще некоторое время выделяется на фоне тускнеющих облаков, но темнеет удивительно быстро. Зажигаются звезды. Прохладный бриз сменяется порывами холодного ветра.

— Холодно, — говорит Ружена.

Да, действительно, что-то уж слишком холодно для сна.

— Пошли, — говорит Ружена.