— Сам бы хотел знать, — буркнул в ответ Валера. — То, что не самаринянин, точно. Структура мышления совершенно иная. И не скайл. И даже не ментат в привычном нам понимании. Ядро разума жесткое, а сама матрица нестабильная. Никогда с таким не сталкивался. Но самое интересное, — он дернул плечом, вроде как осуждающе, — что он позволил мне заглянуть внутрь себя, а потом очень вежливо выставил вон.
Меня его последняя фраза заставила кивнуть. Там, в разгромленной комнате отдыха, незнакомец тоже был таким… я бы сказала, галантным, открытым, оставаясь при этом совершенно непросчитываемым.
— Метаморф? — предположила я, мысленно перебрав все, что мне было известно о расах и их индивидуальных особенностях.
Вряд ли Низморин и сам не прошелся по этому списку, но для меня это оказался единственный шанс заполнить паузу. При данных обстоятельствах ожидание воспринималось весьма серьезным испытанием.
— Вероятнее всего, — согласился он, дав мне заметить легкое напряжение, на мгновение сковавшее его тел. — Начали! — подтвердил он, увидев понимание в моем взгляде и, развернувшись, вышел из отсека.
Постояв у стекла еще несколько секунд — усмиряла неистовое желание двинуть по нему кулаком, вернулась к многофункциональной кровати в центре модуля. Вокруг мягкая серость — аккуратность и корректность, и ничего лишнего. Все абсолютно нейтрально. Ни острых углов, ни резких линий…
«Зацепившись» за металлизированные ленты системы безопасности, невольно скривилась. Опять повезло… Среди наших нашелся энтузиаст, предлагавший поместить меня в отделение полной ментальной защиты. Поддержи его еще хоть один из команды контроля, на ближайшие сутки выпала бы из жизни…
Энтузиаст?!
Там — медик и начиненный демкашем браслет, здесь — тоже медик. Этим пора было серьезно заняться.
Изменив положение кровати, села, подогнув ноги под себя. Про эмоциональную сферу Риман сказал не зря. Я держалась… Не знаю как, но держалась, пусть и отдавая этой борьбе с самой собой остатки имевшихся у меня сил.
— Госпожа подполковник…
Вспыхнувший между мной и стеной экран оборвал внутренний монолог, в котором я убеждала себя, что ничего непоправимого пока не произошло и, на что очень надеялась, не произойдет.
— Отставить, — оборвала я Шуте, мгновенно перестраиваясь. — Что по Люцении?
— Все, как и прогнозировалось, — с легким недоумением отозвался он. Потом стушевался… зарделся, поспешно отведя взгляд от груди (ткань тонкая, белья под медицинской робой не было): — Саета и Лайкай — девяносто два процента. Идет эвакуация. Наши выводы подтвердили и остальные команды.