Гудвин начал злиться. Он повел плечами, дернул руками. Трос впился сильнее.

— Не дергайтесь. До ближайшего юриста пара сотен световых лет. Никто тут не предъявит вам судебный иск, Гудвин, пристрели вы еще хоть дюжину разумных. У Яйца другие методы… пресечения.

— Это яйцо говорит вам, что меня надо съесть?

Боровой радостно закивал, как будто Гудвин своими словами разрешил мучившую его моральную дилемму.

— Зачем?

— Говорит, вы Страх. Если съесть Страх, станешь сильнее. У него довольно примитивные, даже первобытные представления. Но это и неудивительно. Он ведь даже еще не родился.

Говоря это, Боровой смотрел на темный сверток в том же углу палатки, где сидела Маниша. Только сейчас Гудвин понял, что это не рюкзак и не сумка с оборудованием, а накрытая пластобрезентом женская фигура. Туземка. Она все еще не очнулась. Значит, прошло не больше пары часов — парализатор редко действует дольше, если не выставить его на максимальный заряд.

— Вы ее оперировали? Нашли…

Гудвин осекся, вспомнив, как в мягкий живот вошла игла и как в тот же миг все почернело.

— О нет. Я ошибался.

Боровой раздраженно фыркнул, как будто корил себя за глупость.

— Дафнии, — снова повторил он.

— Дафнии?

— Мелкие ракообразные. Пол у них определяется чисто морфологически… фенотипически. Одинаковый набор хромосом при внешней дихотомии.

Гудвин, не понимавший ни черта, принялся тихонько оглядываться. У Ксяо Лонга на такой случай наверняка бы нашелся припрятанный в ботинке нож. Гудвин ножей в ботинках не носил (хотя владел неплохим охотничьим кинжалом старинной работы), но должно же быть хоть что-то… какой-то способ порвать или перерезать трос. Рассудок подсказывал ему, что резать пластоцит бесполезно, — эта полуживая материя заживляет себя быстрее, чем нож рвет волокна. Может, огонь? Но костер остался снаружи… костер и пляшущие вокруг него Бандар-логи. Нет, костер остался во сне.

Между тем Боровой продолжал что-то говорить.

— …суть не в двуполости, а в гаплоидности и диплоидности. И самки, и самцы первого поколения происходят из неоплодотворенных яйцеклеток. У них одинарный набор хромосом. Но потом, когда под влиянием стресса у самок проявляются морфологические признаки самцов и происходит спаривание, возникает диплоидная зигота. Яйцо. И он… оно… совсем другое. Вот смотрите!

Похоже, Боровой начисто забыл, что говорит со связанным человеком. Щелкнув по уни-браслету, он развернул в воздухе экран диагноста. По экрану бежали какие-то непонятные вертикальные строчки.

— У плода двойной набор хромосом. Лабильный. С амейотическим кроссинговером! Его гены постоянно меняются. Приспосабливаются. Совершенствуются. За одно это дали бы Нобелевку…