– Когда закончатся земляные работы, я засажу курган дикими цветами и травой из прерии: кустарниковой травой, мятликом, шалфеем, молочаем, очитком, желтыми эхинацеями – и так далее, и тому подобное.

– Вы могли бы попробовать и синий люпин, – предложил Кэш.

– Кажется, вы из Техаса?

– Да, мэм. Восточный Техас. Город Бастроп.

– Сейчас там нелегко.

– Думаю, им бы не помешало малость здешнего восхитительного дождя, – заметил Кэш.

Они стояли под деревом, на мокром слое перегнивших прошлогодних листьев. Дождь просачивался сквозь молодую листву, падал на траву, чистую белую кору молодых березок, плясал на желтых панцирях роботов. Те невозмутимо елозили по грязи. Вода скапливалась на полях шляпы Кэша, стекала вниз. Он сунул кулаки глубоко в карманы плаща, чтобы скрыть тремор. Сегодняшним утром он был в особенности скверный.

Садовница спросила, есть ли в Бастропе сады.

– У богатых есть. Остальные живут в квартирах многоэтажек. Мой дядя растит всякое на крыше, большей частью помидоры и перец.

– Мудрый человек, – заметила садовница.

– Я бы сказал, он знает, чего хочет и чего не хочет.

– У вас есть другие родственники в Бастропе? Возможно, жена? – спросила старуха.

– Я был женат – но не срослось. Но далеко от Бастропа. А там живет большая часть моей семьи. Черт возьми, да вообще все. Мы давным-давно поселились там и оказались слишком упертыми и тупыми, чтобы куда-нибудь съехать. Мэм, а вы сами отсюда?

– Я родилась в Сан-Диего.

– Не знаю такого, – признался Кэш.

– Это на западном побережье. Раньше те места назывались Калифорнией. Теперь их нет. Часть забрал океан, остальное докончила пара крупных землетрясений.

– Простите…

– Не за что. Это случилось задолго до вашего рождения, – заметила старуха.

– Я слышал про Калифорнию.

– Теперь ее остатки называют Северной Тихуаной – по крайней мере южный край, где был Сан-Диего. Там территория клана Гузман. Вы хотя бы еще называете Техас Техасом.