У меня было ощущение, словно я клялся отомстить своему воздушному кондиционеру. Всё правильно: если мой кондиционер предал меня, почему бы и нет?

Шанс, что Гарвест привлечёт внимание берсеркера, существовал всегда. Моя запись была сделана вместе с программой, которую мы называем «программой Реморы». Я не был уверен, что она сработает с незнакомым типом оборудования. Но ты сам решил этот вопрос, потому что на протяжении тысячелетий берсеркеру приходилось приспосабливаться к изменениям и модификациям внешнего облика.

Я рад, что мне дали сознательный контроль над программой Реморы. Две из твоих голов теперь — это я. Третий мозг я оставил нетронутым. Ты будешь давать мне информацию для управления этой… грудой железа. Ты сейчас в плачевном состоянии, если я не ошибаюсь. Чаннита, должно быть, немного потрепала тебя. Ты ведь пришёл с Чанниты?

Бог проклял тебя! Тебе придётся пожалеть об этом. Ты сейчас едва в состоянии достичь ближайшей ремонтной базы берсеркера, а ведь мы могли бы попасть туда без проблем, правда? Где она?

Ага…

Прекрасно. В путь! Я собираюсь записать в твою память поэму. Я не хочу, чтобы она была утрачена. Нет, нет и нет — расслабься, машина смерти, и наслаждайся, пока я буду читать. Тебе она должна понравиться. Тебе нравится пролитая кровь? Я прожил кровавую жизнь…

Перевод: Т. Замилова, А. Московская, Е. Хотунцева

Из цикла «Уолкер и Кинен»

Из цикла «Уолкер и Кинен»

Лёд и зеркало[4]

Лёд и зеркало[4]

Лёд хрустел у неё под ногами — оглушительно громко в неподвижном безмолвии. Резкое солнце Трина играло на гранях бесчисленных ледяных кристаллов, и всюду плясали радуги. Она была слишком измучена, чтобы по достоинству оценить представление… но, чёрт, это было красиво! Голубое небо, солнце, ослепляющее даже сквозь синие стёкла очков — удивительная и отчасти пугающая картина. Страшно подумать, сколько на самом деле нужно затрат, чтобы согреть этот мир.

Она поёжилась. Голод всё же настиг её. В первые ночи она так не мёрзла. И ещё одиночество. Она была единственным человеком на планете, окружённой врагами; от этого она чувствовала себя ребёнком, потерявшим дорогу к дому. Шею укололи иголочки льда: шарф и воротник парки никак не хотели прилегать плотно. Может, надо было остаться в скафандре?

Сверкающее солнце коснулось горизонта и скрылось.

Кимбер подняла голову к темнеющему небу. Скоро должен взойти корабль треев. Она прислонилась спиной к скале, торчащей из льда, и пристроила рюкзак между ногами. Пусть будет поближе. Из-за того, что в нём лежит, она может и умереть…