– Ну хорошо, – прервал его я, – место здесь безопасное. В чем подвох?

– Место действительно безопасное. Что доказывает статистика, причем собранная не нашей компанией или Торговой палатой Луна-Сити, а лондонским «Ллойдом».

– И тем не менее здесь есть никому не нужные шлюзы. Зачем?

Он помялся, прежде чем произнес:

– Колебания почвы.

Колебания почвы. Землетрясения – в смысле, лунотрясения. Я посмотрел на проносящиеся мимо изогнутые стены, и мне очень захотелось в Де-Мойн. Быть похороненным заживо никому не захочется, но если это произойдет на Луне, у вас не будет ни единого шанса выжить. Не важно, как быстро доберутся до вас спасатели, – ваши легкие к тому моменту просто-напросто разорвутся. Воздуха-то здесь нет.

– Сотрясения почвы случаются не так уж часто, – продолжал Ноулз, – но мы должны быть готовы. Ты же помнишь, что масса Земли в восемьдесят раз больше, чем масса Луны, поэтому сила приливного эффекта здесь в восемьдесят раз больше, чем на Земле, где его вызывает Луна.

– Погоди-ка, – остановил я его. – На Луне нет воды. Так при чем здесь приливы?

– Для возникновения приливного напряжения вода совсем не обязательна. Не думай об этом – просто прими все как есть. В результате мы получаем неуравновешенное напряжение. Которое может вызвать колебания почвы.

– Понятно, – кивнул я. – Раз на Луне все должно быть загерметизировано, вам приходится опасаться колебаний почвы. А шлюзы должны ограничить число человеческих жертв.

И я тут же начал представлять себя одной из таких жертв.

– И да и нет. Шлюзы здесь могли бы ограничить последствия аварии, если бы она произошла, но ее тут не будет – это место безопасное. Поначалу они давали нам возможность вести работы при нулевом давлении в какой-нибудь из секций туннеля, не трогая остальные. Но вдобавок ко всему каждый шлюз – это временное гибкое соединение. Конструкции небольших размеров можно соединять жестко, и они выдержат колебания почвы, но для туннеля это не подходит, начнутся утечки. На Луне сложно создать эластичную перемычку.

– А почему нельзя использовать резину? – настойчиво спросил я, потому что немного нервничал и потому был склонен поспорить. – У меня есть наземный автомобиль с пробегом двести тысяч миль, но я ни разу не менял шин с тех пор, как их загерметизировали в Детройте.

Ноулз вздохнул:

– Мне следовало прихватить с собой одного из наших инженеров, Джек. Летучие вещества, благодаря которым резина сохраняет мягкость, в вакууме испаряются, и резина становится жесткой. С эластичными пластмассами та же беда: при низкой температуре они становятся хрупкими, как яичная скорлупа.