– Почему сестре, а не в семейную фирму?

– Потому что нужно действовать быстро. Юристы, ведущие семейные дела, сто раз перепроверят подлинность сообщения, прежде чем действовать. Пошлют запрос капитану, чтобы уточнить, действительно ли Сэм Хьюстон Джонс на борту его судна. А капитан ответит «нет», потому что я записался просто «Сэм Джонс». Не хотел попасть в выпуски новостей и лишний раз беспокоить семью.

– Нельзя их упрекать, – возразил Уингейт из солидарности с коллегами по профессии. – Держать деньги клиентов в безопасности – их долг.

– Я их не упрекаю. Нужно спешить, а сестра выполнит любую мою просьбу без лишних вопросов. Я составлю послание так, чтобы она поняла, что это на самом деле я. Дело за малым – без взятки получить разрешение ревизора отправить радиограмму.

Отсутствовал Джонс долго. Хартли остался ждать с Уингейтом – отчасти из любопытства, отчасти просто за компанию. Наконец Джонс вернулся. На его лице читалась досада. При виде его у Уингейта родилась мрачная догадка.

– Не вышло? Тебе не разрешили отправить радиограмму?

– Разрешили, после долгих расспросов, – обнадежил Джонс. – Ну и прижимистый же этот ревизор!

Уингейту не нужно было услышать сирену, чтобы понять, что корабль приступил к посадке в Луна-Сити. Сильная бортовая гравитация внезапно сменилась слабой поверхностной – сила притяжения Луны составляет лишь одну шестую часть земной, – и это не преминуло сказаться на слабом желудке Уингейта. Хорошо еще, что он почти не ел. Для привычных же к космосу Хартли с Джонсом ускорение свободного падения было вполне пригодным для глотания чего бы то ни было. Удивительно, но те, кто не испытывает космической болезни, ничуть не жалеют тех, кто ей подвержен. Сложно сказать, почему вид давящегося, захлебывающегося рвотой, заливающегося слезами от боли в желудке человека кажется им смешным, но факт остается фактом. Все человечество можно разделить на две группы: одна потешается над другой, а другая беспомощно взирает на первую с кровожадной ненавистью.

Ни Хартли, ни Джонс не были наделены врожденной жестокостью, которая в таких ситуациях становится очевидна – в отличие, например, от того умника, придумавшего лечить космическую болезнь салом, – но, не испытывая ни малейшего дискомфорта, они попросту не осознавали (напрочь забыв собственный первый опыт космического полета), что участь Уингейта в самом прямом смысле была «хуже смерти», гораздо хуже. В его восприятии мучения тянулись целую вечность – так бывает с теми, кто страдает от космической и морской болезни, а также (как говорят) с курильщиками гашиша.