— Так вот что для вас это означает, — тупо заметил Джандрак, — личную победу.

— Вы бесповоротно меняете свою судьбу, герцог.

В этот момент их перебил Грэйм Либер.

— Боюсь, что я согласен с Санном, — с сожалением проговорил он. — Передан, несколько минут назад вы попросили меня написать официальную историю, обработанную согласно вашим требованиям. Даже Максим, хоть он и сумасшедший, позволял мне спокойно работать и писать отчеты, которые были объективными даже в том случае, если были не очень-то лестными для него. Может быть, он поступал так именно из-за того, что он сумасшедший. Во всяком случае, несмотря на наши прошлые отношения, я вынужден отказаться. Я не буду на вас работать.

— Я отказываюсь от вашего назначения, — присоединился к нему Джандрак, уже осознав, что подписывает себе смертный приговор. — И не буду кормить вашего монстра своей спермой.

— Глупо, глупо, — Передан повернулся к Грэйму Либеру. — Мне горько выносить смертный приговор другу. Но во многих отношениях я не такой человек, который может позволить себе испытывать нормальные чувства. Я — будущий король. Интересы государства — прежде всего, и мы не потерпим оппозиции.

Он сделал жест охранникам, стоявшим у двери по стойке «смирно».

— Отведите их обратно в камеру. Проследите, чтобы в эти последние часы жизни они не испытывали неудобств.

Когда их уводили, Джандрак заметил, что принц избегает смотреть на Либера. Он отвернулся, склонив голову и опершись рукой о стол. Он трясся всем телом.

— Вы думаете, он действительно прикажет нас расстрелять? — спросил Джандрак, когда они снова уселись в камере. — В вашем случае, похоже, причина для этого не слишком серьезна.

— Боюсь, что прикажет. Он не видит альтернативы, — хроникер вздохнул. — Ах, быть монархом — это ужасная вещь. Это искажает мышление и расстраивает чувства.

— Это меня слабо успокаивает, — и все же, как ни странно, Джандрак не жалел о своей вспышке в приемной, хотя он легко мог спастись, уступив желаниям Передана. Он не воспринимал нависшую над ним смерть философски, как, похоже, делал Либер; он просто решил, что больше не будет пресмыкаться, независимо от последствий.

«Возможно, — подумал он, — что на мои взгляды повлиял жесткий индивидуализм Кастора Кракно?»

— И, кроме того, вы должны понять, что он в ужасном положении, — размышлял Либер. — Ему нужно организовать зиготный налог в широком масштабе, за очень короткий срок, иначе Пятно может забеспокоиться и проглотить еще несколько миллиардов людей. Вообразите себе, что это значит — пытаться объяснить населению, что от него требуется! Следующие несколько месяцев будут очень тяжелыми. И я не единственный близкий друг, который кончит тем, что станет трупом.