— Вы хотите сказать, что даже если бы Оргорейн вступил в союз....
— Даже если бы это был Оргорейн. Кархид вскоре бы последовал за ним. Вы думаете, я играл в шифгретор, рискуя всем? Какая мне разница, какая страна первая вступит в союз?
— Но разве я могу поверить вам! — взорвался Ай. Если это правда, вы должны были раньше объяснить мне все и избавить от поездки в Лулефен. Ваши попытки направить мое поведение...
— Не удались и принесли вам боль, позор и опасность. Но если бы вы попытались бороться с Тайбом, вы были не здесь, а в могиле в Эрхенранге. Но и в Кархиде, и в Оргорейне есть люди, которые прислушиваются ко мне. Они поверили вам и еще могут принести вам пользу. Самая большая моя ошибка в том, что я не поговорил с вами откровенно и совершенно ясно. Я не привык так делать. У нас не принято давать или принимать советы. Это вежливое оскорбление.
— Я не хочу быть несправедливым, Эстравен...
— Однако вы несправедливы. Странно. Я единственный человек на Гетене, который целиком поверил вам, и мне, единственному на Гетене, вы отказались доверять.
Он опустил голову на руки и после некоторого молчания сказал:
— Мне жаль, Эстравен.
Это было одновременно и извинение, и признание.
— Дело в том,— сказал я— что вы просто не могли поверить в то, что я верю вам.
Я встал, потому что у меня затекли ноги, и почувствовал, что дрожу от гнева и слабости.
— Научите меня мозговой речи,— сказал я, стараясь говорить мягче и без злобы,— вашему языку, который не лжет. Научите, а потом спрашивайте, зачем я это сделал.
— С удовольствием, Эстравен.
15. Я проснулся. До сих пор необычно просыпаться в тусклом коконе тепла и слышать, как разум говорит мне, что это палатка и что я лежу в ней живой, что я больше не на Пулафенской ферме. На этот раз в моем пробуждении не было странности. Сидя, я зевнул и принялся расчесывать пальцами спутанные волосы. Я посмотрел на Эстравена, шумно спавшего в нескольких футах от меня. Он не укрылся, ему было жарко.
15.Во сне Эстравен выглядел немного глуповато, как и все во сне: круглое сильное лицо, расслабленное, не на п раже иное, круглые капельки пота над верхней губой и над густыми бровями.
Я вспомнил, как он стоял, потел в своей роскошной одежде на параде в Эрхенранге. Сейчас я впервые увидел его в холодном свете таким, каков он есть: беззащитным, полуобнаженным.
Он проснулся поздно и с трудом. Зевая, оделся, высунул голову наружу, чтобы посмотреть, какая погода, и спросил меня, хочу ли я чашку орша. Когда он увидел, что я согрел воду на печи, он принял чашку, неловко поблагодарил и выпил.