«Пожертвования» и обратно, пока я не опустил туда пару долларов.

В воздухе носилось что-то странное. Не только пение, запах ладана, пристальные взгляды — что-то неосязаемое, какие-то силы, от которых напряглись все мышцы твое тела. Я вошел в боковой придел собора. Он был огражден канатами. Скамьи в несколько рядов. Очевидно, придел предназначался для посторонних. Я был здесь один. С минуту я осматривался. Придел был огромен и производил потрясающее впечатление. Я сел. Еще несколько минут я потратил на то, чтобы постичь окружающее. В чем я потерпел неудачу.

Эффект превышал всякое понимание. Геометрия голых белых стен, колонн, свода — ее просто не о чем было соизмерить.

Человек оказывался как бы в бесконечно тянущейся куда-то пещере. И в густом сумраке господствовал собор. Око Божье над алтарем, и Мандала над возвышением, где находился хор.

Но и они казались нереальными, они были где-то за орбитой луны, а редкие свечи мерцали, будто звезды. Пропорции, изгибы, пересечения — все служило созданию впечатления, что человек оказался в неимеющем конца лабиринте.

Раньше, не краю неба, виднелись фигуры полудюжины служек, теперь они исчезли. Но, может быть, это были просто прихожане. Церковь иоаннитов намеренно унижала свою паству.

У алтаря стоял священник. Рядом — два прислужника.

Взглянув на их белые мантии, я понял, что они посвященные.

На расстоянии они казались совсем крохотными. А священник почему-то маленьким не казался. У него была белая борода, на плечах черно-голубая ряса. Адепт. Высокорослый, он застыл, неподвижно раскинув руки…

Мне стало страшно, я боялся его. Он молился, а может…

Кадила раскачивались, я задыхался от их дыма. Над головой хор все вел свою монотонную мелодию. Никогда в жизни я не чувствовал такого страха.

Отведя взгляд, я принудил себя внимательно оглядеть окружающее. Так, как будто это вражеская крепость, в которую необходимо проникнуть. Что бы со мной сейчас не творилось, не здесь ли скрываются виновники того, что произошло с моей девочкой?

При мысли о Валерии во мне проснулась ярость. Ярость тут же сделалась такой сильной, что ко мне вернулась смелость. Колдовское зрение помочь мне здесь не могло. Здесь наверняка приняты все меры против подобных колдовских штучек. Оставалось обычное зрение. Глаза постепенно адаптировались к полутьме. Все мои чувства, не только зрение, были направлены и напряжены до предела.

Место, отведенное для тех, кто не принадлежит к иоаннитской церкви, было расположено как можно дальше от алтаря. В конце, по левую сторону придела собора. Так что справа от меня, до самого нефа, тянулись ряды скамеек.