— Он гениальный филолог. Вы бы послушали, какие беседы он ведет со степняками. Его приняли в стаю. Теперь испортят они нашего Жана. У них нет принципов, что хорошо, а что плохо. Готовы всю станцию ограбить. Белогурочка, милейшее создание — я ее очень люблю, — украла зеркало. И повесила на юбку, спереди, представляете? От их хохота мы всю ночь не спали. Вот и все. Можете идти. А то у птеродактилей на зубах бывает трупный яд.

— Я думал, что они крупнее.

— Они бывают куда крупнее. К счастью, сюда не залетают.

Пришел Конрад.

— Не жарко? — спросил он. — А то включим кондиционер.

— Нет, спасибо. А почему вы пускаете аборигенов на станцию?

— В помещения мы их не пускаем, — сказала Ингрид.

— Дежурный на пульте всегда может включить силовое поле, — добавил Конрад. — А ночью обязательно включает.

— Конрад их жалеет, — улыбнулась Ингрид. — Это его стая.

— А ты их не жалеешь?

— Жалею, — сказала Ингрид. — Но мы ничем не можем помочь.

— Что с ними случилось? — спросил Андрей и дотронулся до затылка. Пластик стягивал кожу и хотелось его содрать.

— Сегодня увидишь, — сказал Конрад. — К нам пожалует сам Октин Хаш.

— Я думаю, — сказала Ингрид, — что он пришлет своего палача.

— Приедет, — сказал Конрад. — Я с ним говорил. Он любопытен.

Андрей Брюс попросил воды, выпил маленькими глотками. Вода была свежей, родниковой.

— Наши соседи, по-здешнему — стая Белого волка, — объяснила Ингрид, — кочевали раньше километрах в двухстах отсюда. Мы расположили станцию в безлюдном месте. Даже вместо куполов поставили шатры, чтобы не выделяться.

— Они о нас все знали, — сказал Конрад. — Охотники сотню километров проходят в день. А верховой и еще больше.

— Они у нас были, — сказала Ингрид. — Мы для них другая стая. И очень богатая. Мы с ними наладили отношения — они к нам привыкли, но приезжали нечасто. Обокрасть нас трудно, а железа мы не даем. Но потом пришел Октин Хаш.

— Кто он такой?