Надо ли говорить, что надежда оказалась тщетной? Выяснилось это уже через полчаса, когда «спасатели», запитав от постороннего источника механизм шлюза, проникли во внутренние помещения «Мустанга». Встретили их там пусть не разор и разорение, но вполне конкретное отсутствие атмосферы, говорившее о серьёзной разгерметизации судна. Да и более тщательное сканирование показало наличие сотен сквозных пробоин. Сквозных — в смысле от борта до борта, через все промежуточные преграды. Один из спецов не поленился, добрался до ближайшей дырки (снаружи корпуса, естественно), и в неё заглянул. Что характерно, под определённым углом при помощи автофокусировки и зума он сумел разглядеть звезды с той стороны корабля. Вот так вот. Мы, впрочем, тоже лицезрели аналогичную картину, так как Кумо вывел канал с камеры спеца в отдельное окно «дополненной реальности».

— Никогда такого не видел… — покачал головой спец, сбив картинку. — Это чем же так умудрились? Лазером? Не похоже. И не плазма — края у отверстия рваные и загнуты внутрь… да и размер — сантиметра три в диаметре. Для лазера много, для плазмы мало.

— Это кинетический снаряд, темнота! — булькнул кэп пивом.

Да-да, он присосался к очередной банке, аргументировав распитие слабоалкогольных напитков на рабочем месте медицинскими целями.

— Кто ж таким примитивом пользуется?! — изумился спец.

— Если ты о таком не знаешь, то это не означает, что явление не существует, — вмешался его начальник. — Алекс, дальше смотреть?

— Естественно! Обшарьте все отсеки, нужно убедиться, что никто не выжил.

— Пессимизм еще никого до добра не доводил, э!

— Пусть лучше приятный сюрприз будет, чем болезненное разочарование, — отбрехался я. И протянул руку: — Кэп, мне тоже пивка дай.

— Держи, симатта! Но учти, это последняя.

— Значит, бар мой распотрошим. За упокой душ…

И ведь как в воду глядел! Весь экипаж, все семь человек, включая самого Терентьева, вскоре были обнаружены. Причём, что характерно, почти все на боевых постах. Сам Иван так и торчал в рубке, пристёгнутый к капитанскому креслу, но опознали мы его исключительно по занятому месту и шильдику на скафандре — голова отсутствовала, походя снесённая одной из «дробин». А поскольку произошло это ещё до того, как атмосфера из жилого отсека улетучилась, то и картинка образовалась соответствующая. До тошнотиков, блин! А ведь я уже начал думать, что меня ничем не проймёшь — после стемсилоида того же. Но нет, проняло. Впрочем, Терентьеву, как и ещё двоим, сильно повезло, поскольку умерли они очень быстро. «Дробины» страшно калечили тела, но зато убивали мгновенно. А вот удушье… такого даже врагу не пожелаешь. В общей сложности триста семнадцать сквозных (повторюсь — от борта до борта, за исключением тех, что пришлись на реакторный отсек) пробоин, равномерно распределённых по корпусу, никакими «пластырями» не заделаешь, особенно в экстренном режиме. Плюс вырубившийся реактор, оставивший судно без энергии. Даже в капсулу анабиозную не заляжешь, ибо обесточена. И как вишенка на торте — «рассинхрон» в обратную сторону, то бишь по внутреннему времени «затонувшего» «Мустанга» прошло больше месяца. Итого шансов ноль. Дольше всех протянул механик — дыхательный реагент в его шлеме исчерпался через трое суток с момента катастрофы.