— Мэрил!
— Что?
— Почему вы плакали?
— Вам не понять, — сказала она бесцветным голосом.
Кэлхаун только пожал ей плечами во след, да так, что дотронулся до ушей. Несомненно, он был хорошо профессионально подготовленным, компетентным работником. Но не существовало профессии, в которой даже профессионал мог до конца понять женщину. Кэлхаун был зол на судьбу за то, что ему пришлось взвалить на себя заботу о Мэрил и ее делах. Ему вполне хватало и своих забот.
Но сейчас у Кэлхауна была одна неотложная работа. Он весь погрузился в изучение информации, записанной на пленке, и как раз наткнулся на ту информацию, которую он долго искал. Покинув отсек управления, он отправился в ту часть корабля, где находился трюм. Там он нашел низкотемпературный бокс, где можно было достичь температуру жидкого кислорода.
Кэлхаун надел толстые перчатки, взял специальные щипцы-манипуляторы, и вытащил оттуда небольшой брикет пластмассы, в который была впаяна стеклянная колба с быстро замороженным содержимым. Она моментально покрылась изморозью, как только он вытащил ее. После этого он опять закрыл низкотемпературный бокс и, прихватив с собой колбу, покинул трюм.
Кэлхаун вернулся обратно в командный пост и опустил одну из панелей, за которой оказалась компактная, но очень удобная биолаборатория. Он установил колбу в специальном контейнере, в котором температура должна была очень постепенно подняться до определенной отметки и удерживаться на этом уровне необходимое время. Было совершенно очевидно, что там находилась живая культура, которую можно было размножить в любых мыслимых количествах. Кэлхаун, с большой точностью, настроил всю эту аппаратуру.
— Ну что ж, — заметил он Мургатройду, — это был хороший, трудовой день! Теперь, я думаю, я вполне могу позволить себе отдых.
После этого, корабль Медицинской Службы на долго погрузился в тишину. Девушка то-ли спала, то-ли просто лежала у себя в отсеке. Кэлхаун расслабленно развалился в кресле, которое после легкого нажатия на кнопку, превратилось в прекрасное спальное место. Мургатройд забился в свою капсулу, спал там, укутав свой нос пушистым хвостом.
Комфорт, покой и тишина с легким, чуть слышным бормотанием заполнили корабль. Нужно было приложить определенные усилия, чтобы уловив самые бесконечно малые шевеления, звуки, шорохи, понять что находишься на корабле, а не в могиле.
Но все изменилось после того, как наступил следующий корабельный день. Записанный на пленку сигнал утренней активности, слабый и постепенно как эхо затухающий, тем не менее создал внутри корабля некую атмосферу бодрости.