Выход, как всегда, нашел Гонзо. Он предложил устроить небольшой праздничный обед на остаток кучкиных сумм и считать его репетицией победного банкета. Идея имела успех. Приведя в относительный порядок свою растрепанную внешность и еще более растрепанные чувства, охотники отправились в ресторан.
Обед удался на славу. Граф откровенно резвился, пил вволю и все звал Ольгу танцевать. Христофор тоже демонстрировал беззаботное веселье, хотя ему не нравилась какая-то неясная тревога, застывшая в самой глубине ольгиных глаз. Что же касается княжны, то она проявляла заметно больше радости, чем испытывала. Впрочем, бокал шампанского принес облегчение и ей.
– Постойте-ка! – сказал вдруг граф, подливая всем вина. – А если они не пьющие?
– Кто? – Гонзо оглянулся по сторонам, но не обнаружил в ресторанном зале никого, к кому могла бы относиться реплика графа.
– Да эти ваши телезрители! – пояснил Джек. – Ну победили они в конкурсе, ну получили в награду коньяк, а потом пришли домой и поставили его на полку. И будут еще двадцать лет гордиться, и знакомым показывать, а попробовать не дадут. Может такое быть? Может. В конце концов, бывает же, что человек вообще не пьет? Я сам видел одного...
Ольга устало улыбнулась.
– В этот раз ему все-таки придется выпить. Я там, между делом, наложила небольшое заклятье. Каждому участнику передачи, который увидит наш ролик, мучительно захочется немедленно откупорить бутылку самого дорогого коньяка...
Христофор (в который уже раз! ) посмотрел на колдунью с восхищением. Теперь он понял, почему Бочарик, едва закончилась съемка, поволок его в буфет. Он был запрограммирован на коньяк! А считал, бедняга, что снимает небывалую по мощности рекламу полиноида...
Но Ольгу не радовало и христофорово восхищение. Она задумчиво разглядывала свой пустой бокал, отказываясь от шампанского и от приглашений танцевать. Граф с горя пригласил на танец даму из-за соседнего столика. Гонзо остался наедине с княжной.
– Оля, – решительно начал он, не слыша собственного голоса, – я давно хотел тебе...
Она подняла на него невеселые глаза.
Ну, вот, пронеслось в голове Христофора, сейчас скажет: "Отвяжись ты со своей любовью! "
– ... Хотел тебе... задать вопрос. Кхм! Ты почему грустишь?
Ольга пожала плечами.
– Я не грущу.
– Нет?
Христофор почувствовал, что теряется. Однако нужно было продолжать.
– А мне кажется, что у тебя в глазах тревога! Неужели это из-за ифритов?
– Из-за них тоже...
– Но ведь мы все предусмотрели! Или я чего-то не знаю?