– Задайте им, – спокойно сказал он.

Его голос уже не был вял и невнятен. В нем была странная гармония. Ни один человек не смог бы устоять перед этим голосом.

Война засмеялась и выжидающе посмотрела на ЭТИХ.

– Мальчики, – сказала она, – играют в игрушки. Представьте, какие игрушки я могу вам предложить… какие игры. Я могу заставить вас влюбиться в меня, мальчики. Маленькие мальчики с маленькими ружьями.

Она снова засмеялась, но пулеметная дробь стихла, когда вперед выступила Язва и, дрожа, подняла руку.

Не бог весть какой меч был в ее руке, но это было лучшее, что можно соорудить из двух досок и куска веревки. Война уставилась на него.

– Ага, – сказала она. – Значит, врукопашную? – Она выхватила свой клинок и подняла его кверху, и клинок зазвенел так, как звенит бокал, по краю которого провели пальцем.

Блеснула вспышка, когда мечи соприкоснулись.

Смерть и Адам смотрели друг на друга.

Послышалось жалобное звяканье.

– Не трогай его! – резко сказал Адам, не поворачивая головы.

ЭТИ уставились на меч, который замер на бетонной дорожке.

– Маленькие мальчики, – с отвращением пробормотала Язва. Рано или поздно каждому приходится выбирать, в какой ты банде.

– Но… но… – запинаясь, произнес Брайан, – ее просто как будто затянуло в меч…

Воздух между Адамом и Смертью начал дрожать, словно в сильную жару.

Уэнслидейл поднял голову и взглянул в запавшие глаза Голода. Он поднял над головой то, что, при изрядном воображении, можно было счесть весами, сооруженными из обрывка той же веревки и пары прутьев. Потом он раскрутил их.

Голод протянул руку, защищаясь.