Сам не знаю, как получилось, но она оказалась рядом и уткнулась в меня своим милым конопатым носиком. Ну а руки мои как-то сами собой, то есть абсолютно без спроса, крепко обняли ее и покрепче прижали к себе.
— Вижу, мальчик и впрямь стал мужчиной, да еще каким, — тихонечко произнесла Серафима и улыбнулась. Правда, глаза ее почему-то остались грустными.
А мы с Селистеной сидели обнявшись и словно боялись хоть на секунду выпустить друг друга из своих объятий. Я был счастлив.
— Хорошо, что все позади, — прошептал мой маленький любимый человечек.
— А вот тут вы глубоко ошибаетесь! — раздался грубый бас за нашей спиной.
Буквально шагах в десяти от нас стоял Гордобор в черной мантии и с посохом в руках. Его глаза светились гневом, сжатые пальцы побелели от напряжения.
Похоже, приключения продолжаются. А я уж, грешным делом, подумал, что на сегодня лимит проблем исчерпан, оказывается, я поспешил.
— Извини, солнышко, — обратился я к Селистене, — но мне тут надо одно дельце закончить. Только ты не скучай, я быстренько.
Селистена прижалась ко мне еще сильнее, явно не собираясь никуда отпускать.
Серафима подошла ко мне вплотную и прошептала на ухо:
— Дарюша, успокойся. Гордобор — это тебе не Филин. Против него у тебя нет ни единого шанса, тем более что ты ранен.
— Да я его… — начал было я, но Сима меня резко одернула:
— Я не спорю, ты хороший колдун, и я только что видела, на что ты способен, но поверь старой бабке, ваш бой не закончится ничем хорошим.
— И что же мне делать? По-любому после того, как он разделается со мной, он прикончит Селистену, а это невозможно.
Обсудить план дальнейших действий нам не дали.
— Ну что, щенок, струсил?
— Ты кого назвал щенком? — вспыхнула Серафима. — Моего сына? Да я тебе, козел ты старый, за такие слова всю бороду по волоску выдеру!
— А ты, бабка, меня вообще не интересуешь, — спокойно возразил Гордобор и щелкнул пальцами.
Сима осела на землю, мы бросились ей на помощь. Кормилица была жива, в сознании, но не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. С яростным рыком Шарик бросился на колдуна. Еще один щелчок, и верный пес пал как подкошенный.
— А вот с тобой, рыжая, я не буду таким великодушным!