— Они скоро научатся расслабляться в твоем обществе, уверен.

— Дорогой мой Майджстраль, но я же не хочу, чтобы они расслаблялись. Я не должен быть им соседом, я для них богом должен быть.

«Если человеку, — подумал Майджстраль, — сначала протыкают глаз рапирой, а потом он узнает, что старый приятель об этом даже не слыхал, ему можно простить язвительность, пусть даже беспричинную». Майджстраль пожал плечами:

— В таком случае их низкопоклонство тебе просто по штату положено. Воспринимай его как должное, это плата за то, чтобы быть богом.

Эта фраза была сказана так, что прямиком относила предмет разговора к условиям существования вообще.

Этьен был не настолько раздражен, чтобы не заметить, что Майджстраль попал в точку, но из неприятной ситуации выкрутился крайне изящно. Он поклонился высокой блондинке, которая ленивой походкой шла им навстречу. На ней было весьма элегантное голубое с серебром платье, и выглядела она немного моложе своих тридцати двух лет.

— А, Николь. Майджстраль только что о тебе спрашивал.

Знакомый запах донесся до Майджстраля, он ощутил нечто, подобное шлепку шелковой перчаткой.

— Моя госпожа. Я в восхищении.

Прежде чем обнюхать уши, Майджстраль коснулся губами ее руки. Николь ростом была выше Майджстраля и очень бледна. Она, как и Этьен, не имела фамилии. Она улыбнулась Майджстралю белозубой улыбкой:

— Дрейк. Так приятно тебя видеть наконец. Траур тебе к лицу.

Николь говорила на человеческом стандарте.

— Спасибо. И позволь поблагодарить тебя за соболезнования по поводу смерти отца.

— Как он, кстати?

Информационные сферы над головой Николь пытались растолкать друг дружку. Этьен извинился, обнюхался с ними и ушел. Николь взяла Майджстраля под руку. Ее близость напоминала о былом романе, сулила новые надежды. Прижавшись друг к другу, они прошествовали через весь зал. Не меньше пятидесяти мужчин побагровели и мысленно укокошили Майджстраля.

— Этьен, похоже, обиделся на меня за то, что я не слышал о его дуэли.

— Его популярность упала, понимаешь? Affaire de coeur[1] с протеже Жемчужницы, а потом affaire d'honneur[2] с самой Жемчужницей, а потом еще и монокль. Глупо. Вторая дуэль в рядах Диадемы за год. Жемчужница была вне себя.

— Он мне сказал, что поскользнулся.

— Может, и так. Все надеются, что случившееся излечит его от задиристости. Дуэлянство входит в привычку — к счастью, этого не скажешь о самоубийствах.

Даже хозалихи, которые и возобновили в людском обществе дуэли и самоубийства, по-разному относились к этим ритуалам, принятым в высшем свете. Есть хозалихская поговорка: «На дуэли погибнуть всякий дурак может» (подобная же поговорка существует и по поводу самоубийства). Тон Николь, хотя она и говорила на человеческом стандарте, в котором отсутствует смысловая тонкость Высокопарного Хозалихского, сумел все же передать суть хозалихского выражения, хотя она его и не произнесла.