Заняв оборону на заранее подготовленных позициях, Тифон без потерь переждал подготовительный артналет и во всеоружии встретил вражескую пехоту, идущую в атаку с серпами наперевес. Во внезапной контратаке дракон обездвижил противника, окрутив своими многочисленными хвостами. Вырвал серп и, не смея пустить Зевса в расход, довольствовался его нейтрализацией. Режущим бессмертную плоть серпом он ампутировал — хирург Пирогов! — у Зевса сухожилия на руках и ногах, в результате чего владыка мира был не в состоянии пошевелить даже пальцем. И оставил в некоей Коракийской пещере рассматривать наскальную живопись, сделанную на потолке пару тысяч лет назад пещерным человеком.

Сам же во второй раз полетел на оставшийся без защиты Олимп — устанавливать новый мировой порядок. Каким бы он был с драконом во главе, можно, очевидно, отдаленно представить, перечитав пьесу Евгения Шварца, но, по счастью, стать явью Тифоновым фантазиям было не суждено. На сцену выступил Пан, Гермесом мобилизованный и призванный.

Вход в пещеру, где лежал Зевс, уже успевший проникнуться ненавистью к пещерному художнику, изображавшему исключительно стрельбу из лука по бегущей мясной мишени разной крупности, охраняла дракониха со странным именем Дельфина. Науськанный хитрецом Гермесом Пан подкрался поближе к дамочке и рявкнул так, что та от страха чуть не родила целый дельфинарий. Во всяком случае, когда она опомнилась в десяти верстах от пещеры, Гермес уже прилаживал Зевсу искусственные имплантаты на место утраченных сухожилий.

Верный Пегас, нагруженный партией новых молний к перуну, уже бил копытом у входа, и Зевсова месть была страшна. Настигнув не чаявшего беды Тифона на подступах к Олимпу, он так распатронил несчастное змеехвостое, поливая его огнем с воздуха, что тот нашел спасение от раз за разом заходящего в пике штурмовика, лишь забившись в пещеру под некую гору Нису. Где и просидел, не смея высунуть носа, до самого восстания гигантов.

Победа над супостатом была отмечена, как подобает, попал в наградные списки и Пан. Ему, как особо отличившемуся в боевой операции, было пожизненно даровано право беспрепятственно терроризировать население своими сексуальными набегами. А слово «паника» вошло в обиходный словарь всех народов мира и понятно без перевода, так же как «спутник», «большевик» или «перестройка». Однако несправедливо полагать, что на службе у Омфалы Геракл совершал исключительно постельные подвиги. За этот год он, разгоняя застоявшуюся кровь, истребил всех водившихся в Малой Азии и угрожавших владениям своей сюзеренши разбойников. В радиусе пятидесяти миль не осталось ни одного разбойного логова даже для визитов туристов. Хотя перепадало от героя не только тем, кто с ножом и топором осмеливался выходить на большую дорогу или маленькую горную тропинку. Насаждая в округе диктатуру закона, как он сам ее понимал, Геракл не взирал на лица. И порой солоно приходилось даже весьма высокопоставленным субъектам.