Нажав где надо и как надо, он выхлопотал-таки для своего «самого лучшего и самого перспективного ученика» разрешение на дополнительную защиту диплома. Чего это ему стоило, история и сам почтенный ученый умалчивают. В университетских кругах ходили слухи, что беспокойный Еременко дошел до Самого. Так это или нет, тем не менее Данька не только блестяще защитил диплом, но и без вступительных экзаменов был зачислен в аспирантуру.

Забот поприбавилось. Лекции, библиотеки, архивы…

Нюшка обижалась:

«Совсем ты меня забросил, а ведь замуж звал».

Правда, звал. В тот самый день, когда вернулся домой, и сделал девчонке предложение.

«Ну, сама посуди, — оправдывался. — Какой у нас сейчас будет семейная жизнь? Тебе учиться нужно, институт заканчивать. Я со своей диссертацией. Давай подождем немного. Наше никуда не денется. Мы ведь любим друг друга».

«Ага, — дулась Анюта. — По-моему, ты к своему псу больше, чем ко мне привязан».

Волчок тоже куксился из-за «острого недостатка внимания со стороны некоторых неблагодарных типов». Данька стал замечать, что у нетеру катастрофически портится характер. Упуат и до начала московского периода своей жизни не отличался излишней покладистостью, а тут с ним и вовсе не стало сладу. Его раздражало буквально все: вода, пища, люди, а особенно неустойчивый российский климат.

Для начала он распугал всех окрестных собачников. Пару раз Данила попытался вывести волчка на прогулку. Днем. Разумеется, на поводке и в наморднике. Ничего хорошего из этого не вышло. Низвергнутый бог вел себя по-хамски. Как будто это не его выгуливали, а он сам изволил выпустить на улицу диковинное двуногое животное породы homo sapiens.

Взгромоздясь на лавочку, Открыватель Путей с унылым величием отрекшегося от престола Наполеона наблюдал за дефилировавшими по аллеям парочками — хозяин — (хозяйка) — собака. При этом он издавал такие звуки, что сам великий основатель реалистической театральной школы Станиславский поверил бы, что перед ним не зверь, а человек. Горовой пробовал урезонить шалуна, но тщетно. Упуат раззадоривался еще больше.

«Ох, ох, ох!» — фыркнул он как-то вслед интеллигентного вида девушке в очках, семенящей рядом с гнусной болонкой, одетой в легкое клетчатое пальтишко.

«Пгостите, вы что-то сказали?» — затормозила девица около их лавочки.

Само собой, ее слова, а также милая призывная улыбка, обнажившая два ряда жемчужно-белых, явно искусственных зубов, были адресованы Дане. Он поспешил заверить девушку в том, что вовсе не помышлял мешать ее прогулке. Вместо того чтобы продолжить дефиле, интеллигентка пристроилась на краешке лавки и попыталась завязать светскую беседу.