– Ты и в конце жизни будешь крепко держать её руку.

Властитель с ужасом и отвращением воззрился на наши сцепленные пальцы и поспешно разжал их, словно до этого момента держал ядовитую змею и сам того не осознавал.

– Что ты хочешь сказать? – откашлялся он, вероятно, подозревая, что такая комичная ситуация моих рук дело.

– Она будет последней, кого увидишь ты у смертного одра, – повторила цыганка, переводя уже озабоченный взгляд с моего лица на лицо Властителя, очевидно, догадавшись, кому предсказывает будущее. Я кивнула ей, давая понять, что это «он миленький».

– Лейла не врёт! – вдруг вскрикнула она, очевидно перехватив уничтожающий, пробирающий до костей взгляд Фатиа, и отошла на шаг. – Тебе Лейла не посмеет врать!

– Фатиа, – я толкнула Арвиля в плечо, – заплати девушке ещё, может, тогда она пообещает тебе кого-нибудь другого увидеть перед смертью.

Я весело расхохоталась и вошла во двор.

* * *

Ночь приближалась, я ждала её с затаённым страхом и представляла, как буду лежать, уставившись в потолок, ожидая сна, а голове снова забурлят мысли тревожащие душу и сжимающее сердце.

Я лежала на заново отремонтированной кушетке, радующей глаз всеми четырьмя намертво прибитыми и к ней, и к полу ножками. Властитель, прослышавший о моем утреннем падении, отдал приказ починить всю мебель в Доме. В результате починили не только сломанную, но и хорошую мебель, покрыли её толстым слоем лака, а Арвиль, к моему веселью, не ведавший о сём безобразии, уселся на свежепролаченный стул, перепачкав порты и прилипнув, как муха в варенье.

Город затихал.

Сегодня не слышалось обычных грустных песен, сегодня не было ночных гуляний, сегодня особенный вечер; на рыночной площади разбили свой цирк цыгане. Жители спрятались в хлевах и конюшнях, вооружившись вилами, в надежде уберечь лошадей и скот от воров. Девки закрыли ставни, в надежде уберечь себя от белозубых, смуглых молодых парней, одетых в чёрные шёлковые рубахи; но каждое девичье сердечко подрагивало и ныло от предвкушения мимолётного романа с цыганом, каждое девичье сердечко боялось этого, как огня.

В таборе началась своя ночная жизнь, в шатрах расставили карточные столы, открыли бочки с пенным мёдом. Рыночную площадь заполнили игроки всех мастей, днём бережно хранящие свою страсть от чужих глаз.

Со своего импровизированного поста сквозь деревья я видела горящие факела, неровные тени, суетящиеся фигуры.

– Эй, ведьма! – раздался тихий шёпот. Я подняла голову, силясь рассмотреть в темноте зовущего.

– Кто там? – я хлопнула в ладоши, над двором загорелся яркий светильник. У забора стояла Лейла и прикрывала рукой глаза от режущего магического света.