А все из-за него, Вельки!

И он еще называл Тилля предателем?..

У Тилля и выбора-то не было: дылда его загипнотизировала. Ему же, Вельке, паучий коготь к горлу никто не приставлял. Мог бы и отцу все рассказать, и Волчину, и Алексею Семеновичу.

Он просто мямля и трус, оказывается.

Велька врезал кулаком по стене. Боль ненадолго отвлекла от тягостных мыслей. Но вскоре они вернулись с новой силой, обжигая и давя.

Вот бы ничего этого не было!.. Вновь стать тем, что раньше – беззаботным фантазером, будущим кадетом Береники. И на Лувр не соваться, не разговаривать с вредным стариком де Толлем…

«А кресильон? А Майя? – что-то тихо спросило внутри. – С тобой или нет, ловушка все равно бы захлопнулась. Асури нужен тот, кто превратил Намсу в дакини».

От себя не убежишь.

В прошлое не вернешься.

Хотя…

Мальчишка подошел к дверям в зал ожидания. Вот сейчас они откроются, и Велька окажется возле стойки «Котлеты вечности». На стене – плакаты, и Владислав Борисович изучает их, трогательно похожий на контрразведчика.

Велька шагнул в зал.

На дверях ресторана болтался белый прямоугольник. «Закрыто на инвентаризацию» – сообщала табличка. Плакаты все так же пылились на стене. Владислав Борисович стоял, покачиваясь с носка на каблук, изучая шедевр Луврской полиграфии.

Велькино сердце забилось сильно и часто. На цыпочках он пошел к инспектору, вполголоса напевая:

– Это вы, Велетин?

Инспектор обернулся, и Велька едва не решил, что обознался. Старик здорово сдал за эти дни. Щеки ввалились, теням под глазами позавидовала бы сама Асмодита. Выглядел он не на шестьдесят, но на все восемьдесят.

– А я, как видите, обратно собираюсь… Дела мои здесь закончились.

От его тоскливого взгляда Вельке сделалось не по себе.

– Не надо на вы, – попросил он. – Я еще не такой старый. – И поперхнулся, сообразив, что только что сморозил.

Де Толль улыбнулся одними глазами.