К моему удивлению, в отличие практически от всех населенных пунктов, встреченных нами на пути от Антиохии до Иерусалима, здесь мы провиниться еще ничем не успели. То есть, наших дубликатов тут еще не было, или они этот городишко стороной обошли. Не знаю, какое из этих утверждений ближе к истине, но здесь нам впервые не пришлось отбиваться от вооруженных дрекольем аборигенов и пытаться хоть как-то обелить честь мундира, испоганенную самозванцами. В общем, в городе все было спокойно. А особенно мне понравилось то, что ничего общего с опостылевшими уже караван-сараями у постоялого двора, на котором мы остановились, не было. Вполне европейская, пусть и средневековая, обстановка: столы, стулья, кровати и шкафы в комнатах. Каждому досталось по отдельному номеру, и я впервые уснул, не морщась от смеси горынычевско-поповских ароматов.

Как я проснулся утром, уже вам рассказывал. Поежился, посмотрел по сторонам и принялся будить Рабиновича. Во-первых, уже рассвело и пора было отправляться в путь. А во-вторых, своим предчувствиям я верил и не хотел, чтобы какие-нибудь неприятности застали моего спящего хозяина врасплох. Я пару раз тихо гавкнул, и мой Сеня, давно приученный к подобным побудкам, мгновенно проснулся. Рабинович посмотрел в окно и, одевшись, с непрекращающимися тяжелыми вздохами взял в руки поводок… Вообще-то я его не для этого будил, но раз уж хозяин к распорядку приучен, с моей стороны оказание ему сопротивления будет крайне непедагогичным поступком.

Всю дорогу со второго этажа на улицу Сеня зевал, не переставая. Не отказался он от этой затеи и когда мы на свежем воздухе оказались – разевал рот так, что если бы поблизости был какой-нибудь завалявшийся слон, можно было бы исполнить смертельный цирковой номер «голова слона в пасти хищника». Рабинович, едва передвигая ноги, повел меня вокруг трактира, и я, оставляя в положенных местах свои метки, в большей степени не гулял, а прислушивался к тому, что в городишке творится.

Оказалось, что довольно много людей вставало очень рано. В это время у нас в России мы с Рабиновичем были бы практически единственными посетителями прогулочной аллеи, а здесь жизнь уже кипела вовсю. Одни аборигены сновали по улице с какими-то мешками, другие гнали перед собой скот, третьи несли на плечах мотыги, а откуда-то издалека доносился звук топора. Кто-то что-то рубил с утра пораньше, и я подумал, уж не палач ли местный это разминается, отрубая головы десятку-другому заключенных. Я уже собрался потащить Рабиновича в сторону городской тюрьмы, откуда и доносились глухие, слепые и немые звуки ударов, но не успел. Сначала удары топора стихли, затем кто-то коротко взвизгнул, и после этого со стороны тюрьмы вдруг раздался радостный крик. Вопила не одна, а минимум десятка три глоток. Это я вам как специалист говорю. На футбольных матчах уже натренировался различать, сколько человек и в каких секторах гадости всякие скандируют.